– Спасибо, – прошептала Розали сквозь слезы.
Взяв Рэнда за рукав, она смотрела на него с выражением отчаяния и боли на лице.
– Они думают, что моя мама.., не моя настоящая мать.
– Я знаю, – проговорил он. – Но ты успокойся.
– Прошу тебя, скажи, что это не правда, что он не мой отец. Я – Розали Беллью. Ты веришь мне, да?
Она снова заплакала. Рэнд прижимал ее к себе и чувствовал свою абсолютную беспомощность. Так часто в своей жизни видел он женские слезы, но они были только игрой и хитростью, слишком далекой от подлинного отчаяния и горя. Женщины, как правило, не нуждались в его утешении, и Рэнд не знал, как это делается. Но сейчас Розали рыдала, уткнувшись лицом в его плечо, а он, держа ее в своих объятиях, чувствовал какую-то новую, неведомую ему прежде потребность защитить, утешить, принять на себя ее боль.
– Все хорошо, – шептал он. – Я с тобой, все хорошо.
– Рэнд, что мне теперь делать?
– Успокойся, прошу тебя. Мы потом все уладим, – сказал он, и она затихла, прислонившись щекой к его плечу.
Какая-то тонкая, необъяснимая духовная близость роднила их теперь. Ей было так спокойно и надежно с ним, что она, боясь пошевельнуться, беззвучно молила его не разжимать объятий. Оба они были окутаны каким-то странным мистическим покровом взаимной симпатии, о которой, кажется, еще не догадывались.
"Я поклялся, что не трону ее".
"Хочу, чтобы он поцеловал меня".
"Не хочу причинять ей боль. Не хочу желать ее".
Экипаж вдруг остановился. Избегая взгляда Рэнда, Розали высвободилась из его объятий.
– Ах, платье, – произнесла она, вспомнив о корсете.
Рэнд протянул ей свой сюртук.
Розали вошла в гостиницу и устало поднялась по узкой лестнице. Рэнд открыл дверь их номера.
– Переоденься. Я пока распоряжусь, чтобы приготовили ванну и подали обед.
– Я не хочу есть.
– Закрой за мной дверь.
– Хорошо, – сказала она чуть слышно. – Как хочешь.
– Ты вовсе не должна во всем соглашаться со мной, – проговорил Рэнд, смущенный ее покорностью.
Розали улыбнулась. Ей вдруг стало непереносимо одиноко. Рэнд нежно смотрел на нее.
– Закрой за мной дверь, – повторил он и вышел из комнаты.
Заперев дверь, она сняла с себя его сюртук. От него шел слабый аромат духов Рэнда с оттенком сандалового дерева. Может быть, ей просто показалось, что голос его был так нежен, и это только ее воображение, окрасившее действительность в обманчивые тона понимания и ласки?
* * *
Когда Рэнд вернулся, он заставил Розали выпить немного шерри, и вскоре силы вернулись к ней, и на душе у девушки стало легко и радостно. Увидев накрытый стол, где были свежий хлеб, голландский сыр и сочные спелые фрукты, она вдруг поняла, что ужасно проголодалась. Розали принялась за еду, чувствуя на себе одобрительный взгляд Рэнда.
– Ну как, тебе уже лучше? – спросил он, когда Розали, насытившись, отставила тарелку в сторону.
– Да, спасибо, мне гораздо лучше.
Розали вдруг разволновалась, сердце забилось сильнее.
Ей стало страшно, что Рэнд сейчас заговорит о том, что произошло.
– Я не готова, – как бы предупреждая его, сказала она.
– Не волнуйся, все, что мы пока знаем, это только несколько малоубедительных совпадений, – спокойно произнес он. – Во всем этом еще нужно разобраться.
– Но медальон…
– Что ж, буква "Б" и венок из листьев – это еще не доказательство.
– А имя моей матери? Что, если она действительно была гувернанткой Люси Донкастер?
– Но это вовсе не означает, что ты ее незаконнорожденная дочь. И твое сходство с ней тоже не играет особой роли, Браммель мог просто выдумать все это. Он ужасный фантазер. Я скорее поверю, что лондонский торговец не разбавляет водой вино, чем уверую в легенды Браммеля.
Розали с облегчением вздохнула, слушая Рэнда.
– Кроме того, – продолжал он, – зачем ей было отдавать своего ребенка на воспитание гувернантке? Во-первых, она могла сообщить об этом Браммелю или в крайнем случае выйти замуж за графа Ротерхэма и объявить этого ребенка законнорожденным.
– Откуда ты знаешь, как все это делается? – с подозрением спросила Розали.
– Во всяком случае, не из личного опыта. Просто это довольно типичная ситуация.
Розали нахмурилась.
– У меня все это вызывает неприятные ощущения.
– Тем не менее есть только один способ опровергнуть или подтвердить это – спросить у самой Эмилии Кортес Беллью.