17 
Было еще кое-что, о чем Святослав не сказал своим ближнихам. Послы Никифора привезли Святославу вместо обещанного золота «щедрое» предложение: взять себе завоеванные князем придунайские земли. Константинополь милостиво разрешал Святославу взять то, что и так ему принадлежит. А за это великий князь должен был ограничить свою экспансию.
— Ты знаешь своего кесаря, — сказал Святослав Калокиру. — Он что, настолько глуп, что надеется остановить меня куском исписанного пергамента? Где обещанное золото?
— Никифор не глуп, — возразил патрикий. — Он не думает, что пергамент может тебя остановить. Но он и не думает, что тебя остановит золото. Только — ожидание золота. Я знаю его мысли. Ты не получишь золота, князь. Ведь полученное золото ты превратишь в новых воинов — и обратишь их против Константинополя, разве нет?
Святослав молча смотрел на ромея. Тот был безусловно прав.
Если бы Никифор прислал золото, он показал бы свою слабость. Его ход — хитрее. Полоска придунайских земель слишком далека от Киева. И слишком мала, чтобы стать новым оплотом русов.
— Ты силен, — сказал Калокир. — Тебе незачем выполнять условия вашего договора. Потому он дал золото твоим врагам. Они сделают тебя слабее, и тогда уже у Никифора не будет необходимости выполнять обещания. А кусок пергамента, как ты верно заметил, это всего лишь кусок пергамента.
— Ты одобряешь действия своего кесаря, или мне это только показалось? — прищурившись, осведомился великий князь.
— Конечно, — не раздумывая, ответил патрикий. — На его месте любой поступил бы так же.
— И ты?
— И я. Но, мой князь, ты же знаешь, что я больше не служу Никифору. Я лишь делаю вид, что ему служу. Помоги мне войти победителем в Золотую Палату — и я отдам тебе Булгарию.
— Булгарию я возьму сам, — проворчал Святослав. — А потом приду к вам, ромеям, и возьму то, что не захотел заплатить мне Никифор. И сделаю то, что не сделал Олег Вещий, — возьму вашу столицу.
— Это невозможно, мой князь, — возразил Калокир. — Константинополь — это не Доростол. И далее не Преслава, которую ты, заметь, пока еще не взял. Константинополь неприступен. Взять его измором тоже невозможно. Ты можешь подойти к его стенам, как это сделал ваш князь Олег. Ты можешь разграбить окрестности и сжечь предместья. Но потом придут войска из провинций, придет из Азии Иоанн Цимисхий, этот маленький бог войны — и уничтожит тебя и твою рать. Константинополь не победить так, как ты привык побеждать.
— Предложи другое, — Святослав знал, что Калокир ничего не говорит понапрасну. — Или ты уже не хочешь стать кесарем?
— Хочу. И стану. Если ты, мой князь, мне поможешь.
— Говори!
Калокир некоторое время колебался: стоит ли открывать карты? Если удача изменит Святославу, то патрикий всегда может вернуться обратно к своим. Его примут с честью, ведь всё будет выглядеть так, будто он, как и задумано Никифором, заманил архонта русов в ловушку.
Но если Никифор как-то узнает о той ловушке, которую готовил сам Калокир...
Но откуда ему узнать? Вряд ли Святослав поведает ему об этом. А Святославу рассказать необходимо. Без него весь замысел Калокира не стоит и медяка.
— Хорошо, — сказал патрикий. — Я расскажу тебе, как взять Константинополь. Сначала всё будет так, как ты сказал. Мы... То есть ты возьмешь Булгарию и перевалы в горах. Потом спустишься во Фракию и возьмешь там всё, что пожелаешь.
Никифор не сможет тебе препятствовать, потому что у него не так много верных войск, и они нужны ему в Константинополе, где его не любят.
А потом в Константинополь отправлюсь я в сопровождении тысячи твоих доверенных воинов и скажу, что ты готов заключить мир. Но заключать его ты желаешь лично с кесарем Никифором.
Никифор не трус. Он согласится. Но оставит меня в Константинополе, заложником. Меня и твоих воинов.
Но я — из партии Никифора. Среди его сторонников много моих друзей. И друзей твоей матери Ольги, которая не зря столько лет раздавала им серебро, подаренное ей императором. И еще есть дворцовая гвардия, которая служит честно, но почти наполовину состоит из таких же воинов-северян, какие служат тебе. И еще — народ, который ненавидит Никифора из-за жадности его брата Льва. Стоит Никифору покинуть город, как верные нам люди тотчас разожгут пламя бунта. Конечно, гвардии ничего не стоит разогнать толпу черни. Но если во главе черни встанут твои воины, а гвардейцам будет обещано увеличение жалованья, я уверен, они перейдут на мою сторону. И город станет моим. То есть — нашим, — быстро поправился Калокир, заметив недовольство Святослава. — И если Никифор вернется, его встретят запертые ворота и неприступные стены. Только он не вернется.
17 
