Особенно,... 
92 
— Три дня, — сказал Святослав. — Я седмицу назад велел Стемиду твоему собирать воев.
Однако! Если Святослав пошел на такое «нарушение правил», как приказ чужим дружинникам, значит, дело серьезное. Духарев быстро прикинул «геополитическую ситуацию». Наезд скандинавов? Вряд ли. С этой проблемой Новгород с Роговолтом управились бы самостоятельно. Кто-то покусился на Хузарию? Напал на союзников-угров? Печенеги что-нибудь учудили? Ромеи высадились в Булгарии?
— Ромеи напали на Булгарию, да?
— Близко, — проворчал Святослав. — Но мимо. Не ромеи, сами булгары взбунтовались.
— Да ты что? — изумился Духарев. — Борис?
— Нет, не Борис. Этот сидит в своем дворце за щитами моих гридней. Ждет, чем обернется. Взбунтовались кмети[14] на юге Булгарии. Может сами, а может и не сами. Сунулись сначала к Преславе — не вышло. От Плиски их тоже шуганули. Тогда пошли к Доростолу. Оттуда, от Устаха ко мне прибежал гонец.
— А что — мои? — спросил Духарев, подразумевая под «своими» булгарских ополченцев.
— Часть — в Доростоле. Часть разбежалась. Разбежалась или примкнула к бунтовщикам.
Крайне обидно, если окажется, что Духарев тренировал собственных врагов.
— Еще гонец сказал, — продолжил великий князь, — войско кметей от Доростола двинулось к Переяславцу.
— Ну и пусть им. В Переяславце стены крепкие и дружина у Гуннара — тоже.
— Ты, верно, устал воевода. Или поглупел. В Переяславце — мой флот.
— Ах ты... — До Духарева дошла вся серьезность ситуации,
— Значит, надо нашим в Булгарии собрать дружины в кулак, объединиться...
— Некому, — буркнул Святослав.
— Что — некому?
— Объединять некому. Свенельд, Икмор, ты... Все мои большие воеводы здесь. В Булгарии только Щенкель, но ему я крепко-накрепко велел держать Преславу и Бориса. Ты его знаешь, он от моего приказа не отступит.
— Что ты намерен делать?
— В поход. Завтра. Я ждал только тебя. Чем скорее мы выйдем к Дунаю, тем меньшей крови нам будет стоить возвращение в Булгарию.
— А что здесь, в Киеве?
— Сами управятся. Я им князем Ярополка оставляю. С данью и землями ему боярин Блуд поможет...
— Это еще кто?
— Есть тут один. Сам — из моравских мелких князей, но матери служил верно.
— Что-то мне его прозвище не нравится, — заметил Духарев. — Такое зря не дадут.
— Это точно, — согласился Святослав. — Боярин наглый и хитрый, как старый лис. Но — в силе, а главное — с вышгородскими у него вражда. А чтоб Блуда этого придержать если что, я над дружиной киевской твоего сына Артёма поставлю. Всё, воевода, не будем времени терять. Иди поешь и начинай сборы. Завтра с рассветом выходим.
Духарев кивнул, шагнул к дверям, потом вспомнил...
— Я волоха деревлянского привез, тебе показывали? Лесовики, твари, людей наших ловили, чтоб своим богам в жертву принести. Да не смердов, а...
— Знаю уже, — перебил его князь. — Поведали, зачем ты в деревлянские земли отъезжал. Потому и не ругаю, что меня не известил. А волоха твоего я велел утопить.
— Но он многое мог рассказать!
— Мог, верно. Только слушать мне его сейчас недосуг. Деревлянские земли теперь под моим младшим, Олегом, будут. Он, конечно, мальчишка еще, но я ему воеводой одного Свенельдова сотника дам. Он, было дело, еще при отце моем деревлян усмирял
— А Свенельд — что?
— Свенельд сам и предложил.
— Хорошо ли? — усомнился Духарев. — Деревляне ведь раньше под Свенельдом были. Не хочет ли он...
— Не хочет! — отрезал Святослав. — Иди, воевода, покушай. А со своей вотчиной я как-нибудь сам разберусь.
Духарев спорить не стал. Бессмысленно. Да и что ему до семейно-имущественных проблем великого князя... Со своими бы до отъезда как-нибудь разобраться.
Разобраться — не получилось. Главная «проблема», Сладислава, отбыла из Киева, пока Сергей был у князя.
Духареву доложили: уехала по каким-то хозяйственным делам. Вернется через три дня.
А ведь наверняка знала, что Духарев утром уходит в Булгарию. И только Богу ведомо, когда вернется.
Что ж, это ее выбор. А у Сергея выбора и вовсе нет. Зато там, в Булгарии, его ждет Людомила...
Глава девятнадцатая
Возвращение в Булгарию
Войско великого князя, не поредевшее, а, наоборот, выросшее за счет притока новых воинов, скорым маршем, двуоконь, промчалось по степям и долинам, с ходу форсируя реки, не задерживаясь нигде. Люди и кони кормились зерном, добытым в деревнях, жители которых разбегались в ужасе, увидев на горизонте пыльное облако, поднятое десятками тысяч копыт. Пару раз настигали печенежские кочевья. Копченых не били, только забирали фураж и провиант. Желающих присоединиться к русам тоже не гнали.
92 
