– Ну? – спросил Андрей, поворачиваясь к спутнику.– В чем дело?
– Их нельзя было убивать сейчас,– ответил Вошь.
Подхватил обе сумки и зашагал к дощатому домику с белой надписью «Кукличево». Объяснил, называется.
Ласковин догнал его.
– Кого нельзя убивать?
– Этих,– Вошь мотнул головой в сторону ушедшего поезда. И добавил, словно извиняясь: – Они нас не скоро найдут.
– Ну ты маньяк! – выдохнул Ласковин.
До него, наконец, дошел смысл сентенций спутника.
– С чего ты взял, что они станут нас искать? Что они вообще имеют к нам отношение?
– Я их видел. Когда ты покупал билет, они подошли к той же кассе.
– И это все?!
– Другие кассы были ближе,– рассудительно проговорил Вошь.– И молодой слишком долго разговаривал с кассиршей. Думаю, просил билеты в наше купе.
– Какой ты наблюдательный! – язвительно произнес Ласковин.
– Да,– согласился Вошь.
Сарказм Ласковина он проигнорировал.
В станционном домике оказалось тепло и шумно. Шум исходил от компании парней, расположившихся на одной из двух скамей. На второй скамье спала замызганная пьянчужка в стоптанных валенках. Окошко кассы прикрывала фанерка с надписью «Не стучать!». Из расписания, прилепленного над кассой, явствовало: здесь ходят электрички, и первая из них появится через два с половиной часа.
Парни из шумной компании начали проявлять интерес к вновь прибывшим. Выражалось это в тычках пальцами и вызывающих репликах. Ласковину совсем не хотелось разборок. Он предпочел бы вздремнуть пару часов. Но стоя он спать не умел, а присесть оказалось некуда.
Хитрый Вошь уселся на сумку и закрыл глаза. Выглядел он безмятежно. Ласковин прислонился к стене, удерживая боковым зрением веселую компашку. В том, как будут развиваться события, сомнений не оставалось. Двое прилично одетых мужчин на занесенном снегом полустанке. И тусовка местных шишкарей, судя по жаргону, не слишком законопослушных.
Компания выделила гонца. Самого мелкого, на заводку.
– Слышь, мужик, угости сигареткой!
– Отвали,– не поворачивая головы, сказал Ласковин.
– Блатной? – осведомился шишкареныш.
Ласковин промолчал.
– А хош я те ухо отрежу? – в руках «заводчика» обнаружился ножик, сточенный в тонкую полоску стали.
Позади тут же сформировалась «группа поддержки».
Вошь приоткрыл глаз.
– Я сам,– предупредил Ласковин.
Методы его напарника, как правило, отличались излишней радикальностью.
Вошь прикрыл глаз.
Пока шишкареныш вертел в пальцах ножик, его приятель совершил опрометчивый поступок. Подобрался к Ласковину сбоку и по-молодецки взмахнул кастетом. Андрей без особого труда поймал его за руку и отправил в объятья товарища. Заодно носком ботинка проверил крепость коленной чашечки шишкаренка.
– Уй, блядь! – выдохнул тот. И еще раз: – Уй, блядь! – когда восходящим движением того же ботинка Ласковин вышиб у него нож.
В рядах тусовки возникло некоторое замешательство. Джентльмен типа Сигала непременно дал бы им возможность прийти в себя. Но Ласковин не был человеком из Голливуда. Посему он сделал три шага вперед и провел хорошую длинную серию, в результате которой малоподвижные субъекты стали совсем неподвижными.
За спиной Андрея Вошь издал неопределенный звук. Одобрял он происшедшее или, наоборот, осуждал – осталось загадкой. Пока Ласковин прикидывал, как утилизировать разложенное на полу мясо, Вошь встал, расстегнул сумку и, покопавшись, извлек тот маленький автомат с откидными прикладом, который прихватил с собой из подземного логова. Выбрав из супротивников самого татуированного, Вошь привел его в чувство неделикатным пинком по голени, а когда тот недовольно замычал, Вошь взял местного жителя за мясистое ухо, поднес к его ноздре ствол и спросил:
– Хорошо пахнет?
Судя по поведению, запах местному не понравился.
Вошь отпустил ухо, вытер пальцы о штаны.
– Встал и вышел,– спокойно сказал он.
И собеседник безропотно выполнил команду – поднялся, матерясь и шипя от боли, и похромал на улицу.
Вошь присел подле следующего, и процедура повторилась.
Спустя несколько минут «мяса» на полу не осталось. Двум последним не понадобилось даже обнюхивать автомат.
– Хорошее начало,– проворчал Ласковин и, смахнув на пол газетку с закусью, улегся на скамью, подложив под голову шапку. Почему-то он был уверен: побитая рать не вернется. Вошь задремал еще раньше, чем Ласковин. У парня не нервы, а титановая проволока.