– Вот уж точно «Анискин»,– пробормотал Иванов.– Я бы голову дал, что БМП угнали, к примеру, пьяные «деды». Сам так куролесил. А на хрена Гоблину воровать БМП? Как мыслишь?
– И на хрена потом бросать? – столь же задумчиво отозвался Чувало.
– А давняя информашка? – спросил Иванов.
– Неделю шла.
– Ну, за неделю он мог уже на Гавайи смотаться. Что предпримешь?
– Что-нибудь придется,– проговорил Чувало.– Дело-то не закрыто.
– Забыла тебе сказать,– вспомнила Наташа.– Тут тебе звонили. Имя такое забавное… сейчас… Диамант! Нет, Адамант Афанасьевич!
Человек на крыше бросал голубей. Слуга вынимал их из корзины, одного за другим, и человек, размахнувшись, с силой подбрасывал их в воздух. И птицы, встрепенувшись, ловили ветер и тут же уходили ввысь. Один, второй, третий… последний. Сделано. Человек снял красную, с меховой оторочкой шапку, махнул им вслед, обернулся и подмигнул Андрею. Бородатый, светлоглазый. Двойник. Нет, ощутив холодок внутри, понял Андрей. Не двойник. Он сам.
Наконец-то началась зима. Но, как водится в Питере, началась она крайне неприятно. Ночью врезал мороз под двадцатник, превратив жижу и слякоть в ноголомный каток. Поэтому день Ласковина начался с шиномонтажа, то есть с замены летней резины на шипованную. Потом – зал на Комсомольской, где Андрей неплохо поработал, поскольку заранее договорился со Стужиным. Из зала Андрей отзвонил домой.
– Тебя Слава искал,– сообщила Наташа.
Звякнул и Зимородинскому. Договорились на шесть. Оставалось достаточно времени, чтобы отвезти Наташу на работу (у нее теперь появилась еще и дневная группа) и перекусить. Ездить приходилось вдвое медленнее, чем обычно.– Шапку надень! – потребовала Наташа.
– Что я, лысый? – воспротивился Ласковин.
Наташа взъерошила его светлый коротенький ежик:
– Почти.
– Насилие,– мрачно заявил Андрей.
Но шапку взял. Пускай в машине валяется.
В зале, кроме Славы, обнаружились Матвеев с Кузякиным.
– Красавцы,– оглядев приятелей, добродушно проговорил Андрей.– Их восемь, нас двое, да?
Парни молчали. Физиономии несли следы проигранной битвы.
Федя нервно постукивал ногой по паркету.
– Прекрати,– сказал ему Зимородинский. И Ласковину: – Расклад ты почти угадал. Но был еще третий. Я.
Андрей настолько удивился, что проглотил следующую реплику.
– Решил поглядеть, чем ты нынче занимаешься,– продолжал сэнсэй.– А хлопцев прихватил для разведки.
– Боем? – ухмыльнулся Ласковин.
– Их было шесть! – не выдержал Юра.– Их бьешь, а они ни хрена не чувствуют!
Он осекся под взглядом Зимородинского.
– Очень занимательно, Матвеев,– произнес Вячеслав Михайлович.– Тебе полезно посмотреть на современных берсерков. Немного химии – и болевая чувствительность исчезает. Но этого мало, чтобы победить.
Зимородинский повернулся к Андрею.
– Насколько я понимаю, нынче воинственная молодежь делится не по месту жительства, а по музыкальным пристрастиям.
Юра встрепенулся, но подать голос не рискнул.
– Зато по униформе легче опознать противника,– отозвался Андрей.– Музыка, как я понимаю, имеет второстепенное значение. Так?
– Нет, не так! – не выдержал Юра.
И опять угас под строгим взглядом сэнсэя.
– Место, которое мы посетили, весьма примечательное,– продолжал Зимородинский.– Там присутствуют и, более того, мирно сосуществуют представители враждебных, так сказать, музыкальных группировок, добродушно игнорируют друг друга бритые и волосатые, и, несмотря на высокий эмоциональный накал, подогретый алкоголем и наркотиками, возникающие силовые конфликты я бы определил как локальные.
Андрей фыркнул.
– Эк ты затейливо излагаешь. И каков вывод?
– В нашем городе происходят разные события. Большинство я назвал бы нехорошими.
– Нехорошими?
Определенно, сэнсэй сегодня удивлял Андрея. Ни разу в присутствии Ласковина Слава не называл качество происходящего в обществе: «Для истинного воина нет ни хорошего, ни плохого».
– Помнишь, я тебе кое-что показывал в прошлом году?
– Ты имеешь в виду энергетическую атаку?
Зимородинский поморщился:
– Что за дурацкая терминология!
Ласковин увидел, как округлили глаза и навострили уши Юра и Федя. Но Зимородинский не забыл о них.
– Кузякин, Матвеев, к шведской стенке. Удары ногами из виса. Йоко, маваши и мае. По тридцать раз каждой ногой.
Когда парни отошли в противоположный конец зала, Вячеслав Михайлович продолжил: