Последние отзывы

  60  

– Доброго здоровья, гражданин начальник.

Резак не протянул руку, ожидая, когда кум удостоит его этой чести. Чугур сжал и тряхнул ладонь старого знакомого. Лапа Резака была твердой и холодной, как у суточного трупа. Он с первого взгляда производил хорошее впечатление: русский мужик с русыми волосами, серо-голубыми глазами. Крепкого сложения, загорелый. Если бы не след от ножа на верхней губе и дурные наколки по всему телу, сошел за преподавателя техникума или передовика производства, наставника и любимца молодежи.

– Какой я теперь тебе начальник, – махнул рукой Чугур и доброжелательно улыбнулся. – Начальник – это в прошлом. Ты когда освободился, что-то я запамятовал...

– А я вот все помню, – со значением сказал Резак. – Один год, семь месяцев и двадцать ден. Такая вот высшая математика.

– Ну вот, а меня все начальником называешь. Пора бы уж забыть. Теперь твой начальник – бригадир с фабрики.

– Я оттуда ушел, – ответил Резак. – Очень надо ишачить за эти копейки... Нет, это не для меня. Такие бабки я тут одной левой заработаю. Вот гармонь починяю. Или по хозяйству кому помочь.

– Может, оно и правильно, что ушел.

Чугур знал, что Резака за бесконечные прогулы и оскорбления начальства турнули с места еще в конце весны. С той поры его старый знакомый наделал долгов и чем теперь живет – не совсем понятно. Ясно, не по хозяйству бабам помогает. Куму было также известно, что у Резака есть кое-какие сбережения на книжке, но это деньги на черный день или, если он все-таки решится осуществить свою давнюю мечту, на покупку хорошего дома.

Усевшись на скамью, Чугур снял с головы фуражку. На лбу осталась красноватая полоса, будто он перевязал голову ленточкой. Эту фуражку он подобрал на складе взамен той, что испортил краской Колька Шубин, земля ему пухом. Оказалось, носить новый головной убор – сплошное мученье. Фуражка тесновата, кожа под ней совсем не дышит, и матерчатый верх плохо натянут, провисает.

Резак молчал, прикидывая про себя, за каким хреном припылил Чугур. Ясно как божий день: его гость без дела людей не беспокоит. Но что это за дело? Не пересилив любопытства, задал вопрос:

– Вы по делу или как? – Резак сел рядом, вытянул из пачки папироску и задымил. – Просто поговорить? Если по делу, пойдемте в дом.

Чугур отрицательно помотал головой. Он плевать хотел с высокой колокольни на разговоры людей, которые могут увидеть его в кампании этого страшного человека. За Резаком тянулся хвост его прошлых подвигов, поэтому его боялась вся округа. Даже многие зэки, в свое время отбывшие сроки по серьезным статьям, сторонились этого хмурого, нелюдимого мужика, от которого не знаешь, чего ждать.

О Славе Мамаеве ходили такие слухи, услышав которые человек с устойчивой психикой больным может сделаться. Говорили, будто он убивал женщин и старух, грабил квартиры, уродуя их хозяев до неузнаваемости. Что он брал на гоп, принимал и выполнял заказы на мокрые дела, и прочая, и прочая в том же духе.

Резака пред последней посадкой взяли в постели в чужой квартире, где он ночевал второй раз подряд. Рядом с ним на широкой кровати легко уместился обнаженный труп хозяйки дома. Лежавшая под боком покойница не мешала спокойным снам Резака.

Но Чугур к этим рассказам относился разборчиво. Он полагал так: что было на самом деле, то в суде доказано. А недоказанные эпизоды – это так, пустой треп и художественный свист. Раз прокурорские не доказали, значит, не было ничего.

Конечно, Резак уже не тот, что был когда-то. Но он по-прежнему горячий, памятливый на обиды, чуть чего хватается за нож или пускает в дело литые кулаки. Он застоялся в этой глуши, заждался большого дела. Но на горизонте ни фига не маячит.

Судя по слухам, которыми жил поселок, два-три раза за последний год Резак исчезал неизвестно куда, через пару недель возвращался с большими деньжищами. Впрочем, здесь, в этой богом забытой дыре большие деньжищи – это когда хватает на пару бутылок водки и кое-какую закуску.

– В дом не пойду, – ответил Чугур. Ему не хотелось подниматься на второй этаж, в душную, как гроб, комнатенку Резака, где из мебели только облупившийся сервант, железная койка и ящик пустых бутылок. Под потолком пыльный матерчатый абажур, а на стенах вырезки из непотребных журналов. – Тут на воздухе как-то приятней. Дышится легко.

– Да мне-то без разницы. Просто народ скоро со смены пойдет, – помялся Резак. – Ну, с фабрики. Увидят. Чтобы вони лишней не было...

  60