126 
– Тащи бутылки с водой. И захвати из бардачка «Нивы» мягкую губку. Это чудо, что он до сих пор не впал в болевой шок. Чудо, что не помер. Дуй, живо.
Когда через пару минуту Чума вернулся, Барбер стоял на коленях у кровати. Он уже вытащил из барсетки ампулу с морфином и шприц, который держал для себя, на черный день, и теперь пытался сделать укол. Но на запястьях рук, покрытых волдырями и коркой запекшейся крови, слишком трудно отыскать вену. Чинцов хрипло стонал и подергивал конечностями, будто у него уже начались предсмертные судороги. Наконец раствор морфина в шприце окрасился в бордовый цвет. Темная венозная кровь… Значит, игла вошла, куда надо. Сделав инъекцию, Барбер бросил шприц на пол, скатал свою куртку в валик и подложил его под шею парня. Потянул вниз челюсть, широко раскрыл рот, снова вытащил бритву.
– Что ты делаешь? – Чума отступил на шаг.
Показалось, сейчас Барбер полоснет лезвием по горлу, и тем кончит муки Чинцова.
– У него ожоги не только губ, но и полости рта и носа, – не оглядываясь назад, объяснил Барбер. – Там большие волдыри. Они не дают ему нормально дышать. А парню нужен не только воздух, нужна вода. Не знаю, из какой соски ты его поил, если в горло почти ничего не проходит.
Барбер проткнул бритвой водяные пузыри в гортани и пазухах носа. Приказал Чуме не отходить от парня ни на шаг, сидеть у кровати и постоянно протирать тело губкой, смоченной водой. Проделать дырку в горлышке другой бутылки и каждые четверть часа каплями вливать в открытый рот воду, полстакана или около того.
– Вечером вернусь, – сказал Барбер. – Вместе с его матерью. И, возможно, с деньгами. Если этот чувак к нашему приезду отдаст концы, следом сдохнешь ты. Молись, чтобы он выжил.
Барбер, сжимая кулаки, вышел из казармы, громыхая тяжелыми башмаками. Чума слышал, как заревел движок «Нивы», через минуту все звуки стихли. Он присел на колченогий табурет, отвинтил пробку от пластиковой бутылки, плеснул воды на губку и стал водить ей по голым бедрам Чинцова, покрытым водяными пузырями.
– Сука, что б ты завтра околел, – шептал Чума. – Потерпи с этим делом. Еще, падла вонючая, успеешь откиинуться.
…Барбер, нарушив обещание вернуться к вечеру, приехал уже к обеду. Он вошел в казарму, отмахнувшись от Чумы, как от назойливой мухи, склонился над молодым человеком, обтер его влажной губкой и сказал, словно ответил на свои мысли:
– На полдороге к Москве я понял одну вещь. Если и дальше заниматься водными процедурами и прочей самодеятельностью, до позднего вечера он не дотянет. Чума в роли заботливой сиделки… Это даже не смешно. Сейчас мы перетащим его на спальнике к машине. Уложим на заднее сидение и отвезем в ярославскую больницу.
От удивления Чума выпустил из рук пластиковую бутылку.
– Но там потребуют наши документы. Начнется базар. Что случилось? Откуда его привезли? Кто вы такие? Из приемного покоя тут же сообщат в местное УВД. Менты срисуют нас в два счета.
– У меня надежная ксива на имя Зеленина, – сказал Барбер. – В приемном покое запишут мои координаты и отпустят с миром. Разговаривать с врачом буду я, твое дело сидеть в сторонке и молчать в тряпочку. Сам Чинцов не может и слова сказать, поэтому снять с него показания не смогут по крайней мере в ближайшие две-три недели. Мы в этой истории случайные люди. Видимо, произошел несчастной случай. Мы нашли мальчишку в на обочине трассы Москва – Ярославль. Остановились на дороге, чтобы отлить, перешли овраг, а парень лежал в кустах возле потухшего костра и стонал. Мы, ясное дело, помогли ему. Сняли сгоревшую одежду. Нашли студенческий билет. Он не обгорел, потому что лежал во внутреннем кармане куртки. О паспорте я не скажу ни слова, оставлю его себе. Пригодится.
Барбер похлопал себя по карману, где лежали документы Чинцова.
– Но тогда мы не получим ни гроша, – Чума, кажется, готов был выдавить из себя мутную. – Мы пролетим, как фанера…
– Мы пролетим, если он умрет, – отрезал Барбер. – Только в этом случае мы действительно пролетим. Пока менты будут устанавливать по студенческому билету его личность, пока узнают домашний адрес и телефон. Это и в Москве нескоро делается. А в Ярославле на такую канитель двое суток уйдет.
– Я ничего не понимаю.
– Тебе не надо ничего понимать, придурок. Делай, что я говорю. Понесли его к машине.
Барбер встал у изголовья, ухватился за углы спального мешка. Чуме оставалось только подчиниться.
***
Рабочий день в мастерской по пошиву автомобильных чехлов «Олаф» заканчивался в шесть вечера, но швей отпускали по домам на час раньше, потому что заказов кот наплакал, хозяин Роман Павлович Алексеенко не любил, когда женщины в цеху занимались не делом, а пустой болтовней. Пусть лучше собачатся дома со своими мужьями и детьми, чем перемывают косточки начальству. Сегодня в мастерской побывало лишь два три посетителя. Один клиент битый час рассматривал образцы тканей, задал сто один вопрос о ценах и скидках. Этому придурку приспичило, чтобы автомобильный салон его «Рено» украшали чехлы под шкуру леопарда или, в крайнем случае, зебры. Сразу видно что, пришел колхозник. Ворсовой ткани похожей расцветки в наличии не оказалось, мужчина ущед разочарованным, так ничего и не выбрав. Алексеенко проводил посетителя до выхода и, облегченно вздохнув, закрыл дверь.
126 
