– Как все происходило? – оборвал Климов.
– Ну, мы с Осколуповым вошли в номер, потому что дверь оставалась открытой. Официант познакомил нас с девчонкой за пару дней до дела, представил своими друзьями. Девчонка нам доверяла. Она сидела на стуле, из одежды на ней были одни трусы. Она спросила, можно ли ей одеться и уйти. Осколупов промолчал, зашел сзади, накинул веревку ей на шею. Повалил девчонку на пол. Она даже не успела закричать. А я только держал её за стропила, за ноги то есть. Встал на корточки и держал ноги. Через пару минут она затихла. Это правда.
– Что делал Короленко?
– Он, гад, в коридоре стоял. Зашел в номер, когда мы с Осколуповым все кончили.
Климов шагнул вперед, положил ладонь на сиденье табуретки, между расставленных ног Чайкина. Табуретка качнулась, Чайкин задрожал.
– Дальше рассказывай.
– Короленко засунул обрезок веревки в ваш портфель. Ну, вроде как это улика для следствия.
– А потом ты и Короленко перерезали девчонке горло? Так?
Чайкин слизал языком кровь с верхней губы. Больше всего на свете он боялся соврать. Но и правды боялся.
Цыганков стоял в глубине двора, курил и, задрав голову кверху, наблюдал, как мужчина на седьмом этаже, поставив табуретку на подоконник, сидит, стараясь сохранять равновесие. Кажется, стоит человеку сделать только одно резкое нерасчетливое движение – и все. Собирай кости в мешок. Это зрелище притягивало взгляд, щекотало нервы. Маргарита стояла рядом, минуту она смотрела на человека в окне. Затем отвернулась в сторону.
– Или ты один резал горло? – повторил вопрос Климов.
Чайкин сглотнул слюну и выпалил:
– Нож только для того и был нужен, чтобы приложить его рукоятку к вашим пальцам. А затем бросить под кровать. Вот для чего. Если хотите знать про девчонку… Она была уже мертвой.
– Мертвой? – переспросил Климов.
– Уже откинулась. Осколупов сунул мне в руку нож и шепчет: «Режь ей горло, мать твою. А то я давил, а ты, выходит, чистенький? Тогда хрен тебе на рыло вместо денег». Говорю же, она мертвая была… Это без разницы, резать её или не резать. Нужен был только нож со следами крови и вашими пальцами. За это и платили. Ну, я один раз чирикнул ей по горлу. И один раз Короленко.
– Один раз, – повторил Климов. – Тебе нужно было ширнуться и денег на лапу. А ты, пасть сучья, подумал, что сделают со мной? Когда найдут обрезок веревки в портфеле, нож под кроватью? Подумал, что невиновного человека измордуют, сделают инвалидом, сгноят в лагерях? Подумал?
– Меня заставили, – закричал Чайкин. – Они меня…
– Вот ты и соврал.
Климов с силой оттолкнул от себя сиденье табуретки. Полетев спиной вниз, Чайкин коротко вскрикнул, взмахнул руками. Его лицо перекосилось от ужаса, челюсть отвалилась.
Снизу Цыганков видел, как мужчина выпал из окна. В полете он ухватился за ножку табуретки, дважды перевернулся через голову. Между четвертым и третьим этажом с ноги человека слетел ботинок. Чувак так и не выпустил табуретку из сжатой ладони, рухнул грудью на козырек подъезда. Звук падения получился негромкий, будто капот машины с размаху захлопнули. Маргарита передернула плечами, села на заднее сидение «Жигулей». Двор был пуст. Никто не побежал на тот первый единственный крик, не поднял шума. Город жил своей жизнью. Издалека доносился гул близкой улицы, шуршали тополиные листья. Цыганков выплюнул окурок и перекрестился.
Через пару минут из подъезда вышел Климов.
* * *
Ранним утром Климов с женой пешком дошагали до шоссе.
Поймали машину и через час вышли на Большой Дорогомиловской улице рядом с Киевским вокзалом. До отправления поезда оставался целый час. Они зашли в кафе быстрого обслуживания, взяли бутерброды, газированную воду и мороженое.
Уселись за столиком у окна, поставив на пол дорожную сумку. Маргарита поправила темные очки, надвинула на лоб поля шляпки и неожиданно заговорила хриплым шепотом.
– Отвернись к окну, – сказала она.
– Чего? – не понял Климов, но просьбу выполнил.
– Все, отбой, – вздохнула Маргарита. – Возле кассы, я увидела нашу соседку по площадке Веру Матвеевну. Она набрала целый кулек пончиков. И только что вышла из двери на улицу.
Климов завертел головой, соображая, о какой соседке идет речь. Редкие пешеходы неспешно шагали по залитой солнцем улице, неслись машины.
– Какую Веру Матвеевну? – спросил он. – Ту старуху, со слуховым аппаратом в ухе? Похожую на крысу?