63 
До деревни Прошкино, в окрестностях которой браконьер Смуров обнаружил пепелище костра, рыбью чешую и чьи-то следы, по здешним меркам рукой подать, километров сто с гаком. Это если добирались по прямой, а не проселками, не объездными путями. Если не повторять маршрут беглых зэков. Возглавивший операцию Ткаченко дал команду выезжать на трассу и жать на всю железку.
Через несколько часов грузовики въехали в Прошкино. Там захватили участкового инспектора, взявшегося показать, где обнаружены следы. По бездорожью до места добирались более часа. Наконец, машины остановились у болота, берега которого покрывала серая прошлогодняя осока. Ткаченко приказал солдатам выгружаться, открыть сухие пайки, перекусить и ждать его приказов. Ожидание не затянулось надолго.
Участковый инспектор, раздвигая руками сухие ветки, полез в заросли. Ткаченко в сопровождении капитана Аксаева, проводников с собаками проследовали за ним, внимательно осмотрел пепелища костра. Присев на корточки, кум вытащил вмерзший в грязь мелкий клочок обгоревшей бумаги, из которой, видимо, скручивали «козью ножку».
– Наш контингент, – Ткаченко поднял голову и подмигнул Аксаеву.
– Точно, наши, – согласился капитан. – Промысловики народ зажиточный. Они курят покупные сигареты, а не самокрутки.
Собаки, обнюхали пепелище костра и стали поглядывать на проводников в ожидании команды. Ткаченко вернулся к группе солдат, уже дожевавших сухой паек, сделал последний инструктаж. Через минуту, разбившись на пятерки, тронулись в путь. Собаки лаяли и рвали поводки.
Глава третья
В четырнадцать ноль ноль поисковые группы остановились, сделали короткий перекур и тронулись дальше. Как и следовало ожидать, сухое пространство быстро кончилось, впереди до горизонта простиралась заболоченная низина, поверхность которой была вогнута, словно блюдце. Проводник собаки предложил обойти низину сухим краем, но Ткаченко уперся.
– Только напрямик, – скомандовал он. – Вперед.
Кум возглавил поисковую группу номер один, которая взяла на себя крайний правый сектор поисков. Но чем дальше в лесотундру уходили солдаты и офицеры, тем больше крепли опасения Ткаченко, что они идут не в тот направлении.
Люди быстро теряли силы, под ногами хлюпало крошево изо льда и черной протухшей воды. На болоте солдаты сбились с темпа, но не жалея себя, шли так быстро, как только можно было идти. По прикидкам Ткаченко, за час покрывали примерно два километра, никак не больше.
Во время очередного пятиминутного привала, который провели на ногах, потому что в воду и грязь не присядешь, Ткаченко приказал радисту передать трем другим группам, чтобы взяли семь градусов на восток.
К исходу дня ничего кардинальным образом не изменилось, поисковики продолжали двигаться на северо-восток, шли болотами, снова выходили на сухое пространство и снова попадали на болото. Однако никаких примет, никаких новых следов, оставленных беглецами, так и не обнаружили. Далекое негреющее солнце стояло низко над горизонтом, заболоченная кочковатая равнина все не кончалась.
– Вперед, вперед, – подгонял солдат Ткаченко, с которого уже сошло семь потов. – Не останавливаться.
Пропустив вперед проводника с собакой, кум сломал сухую березку, сделал шест и вошел в новое болото, не обозначенное на военной карте. Здесь в прежние годы проводили промышленную вырубку леса. Их льда торчали высокие сухостойные деревца и еловые пни, оставшиеся от спиленных деревьев. Возле пней образовался толстый нарост мха, нижняя часть дернины находилась в воде.
Когда сапоги попадали на подводный мох, ноги глубоко уходили в торфяную подушку, пока не доставали твердого грунта. На поверхность поднимались черные пузыри, жидкая грязь под ногами пенилась, клокотала, словно хотела засосать в себя людей. Хотя стояла минусовая температура, лед попадался лишь местами, поверхность торфяного болота почему-то почти не промерзала. Стоячая гнилая вода отражала серое безжизненное, свободное от птиц небо, пни и сухие умершие деревца.
Ткаченко шел следом за проводником собаки, держа в руках полутораметровый шест, конец которого время от времени опускал в грязь. Свободной рукой на ходу снимал с головы ушанку, вытирал мокрый от пота лоб. На душе у кума было неспокойно. Временами казалось, что болотистая низменность никогда не кончится, что сутками предстоит месить сапогами вонючую жижу, спотыкаться на гнилых корнях, оставшихся от вырубленного леса, по колено проваливаться в сфагновые мхи.
63 
