Особенно,... 
65 
Однако пяти минут Аксаеву и проводнику с собакой не хватило, чтобы найти в зарослях группу майора Ткаченко. Пришлось дожидаться четверть часа. Наконец, затянувшийся перекур подошел к концу. По сухому месту пошли быстрее.
В шесть вечера первая группа вышла к реке Ижма, дальше шагали вдоль берега. Где-то через час собака остановилась и, опустив морду вниз, залаяла.
Пока подошел захромавший Ткаченко, проводник вместе с Аксаевым спустился с крутого откоса к реке, подняли наверх палатку, кое-какие носильные вещи, пакет с заплесневевшими сухарями.
Кум осмотрел добычу жадными глазами, приказал радисту связаться с начальником колонии Соболевым, доложить ему обстановку. Затем Ткаченко сел на землю, стянул сапоги и мокрые носки. Стал задумчиво разглядывать стертые ноги, покрытые розовыми скороспелыми волдырями.
– Может, костер развести? – предложил Аксаев. – Просушиться.
– Отставить костер, – помотал головой Ткаченко.
Кум подозвал к себе солдата, дал команду пустить красную ракету. Это сигнал общего сбора.
Настала пора сказать личному составу несколько добрых слов. Порой начальственное одобрение, простое человеческое внимание тонизирует лучше спирта. И еще: в людях должен проснуться охотничий азарт. Через полчаса три группы собрались берегу, люди сошлись полукругом. Ткаченко продемонстрировал солдатам и офицерам найденную палатку, потряс в воздухе грязным тряпьем, что Урманцев неосторожно вывалил из мешка.
– Мы у них на хвосте, потому что идем хорошо, – сказал кум. – Пять минут на то, чтобы подкрепиться. Затем снова разбиваемся на группы, по зеленой ракете идем дальше. Пятьдесят пять минут на ногах и пятиминутный перекур. Может, этой ночью возьмем их тепленькими. Может, утром. Потерпите. Теперь уж недолго осталось.
– Не завидую этим сволочам, – усмехнулся Аксаев.
– Я тоже, – согласился Ткаченко.
* * *
Урманцев не рискнул идти вдоль реки. Место голое, берег хорошо просматривается со всех сторон. Куда безопаснее отвернуть в сторону, двигаясь параллельным реке курсом.
Климов замыкал шествие, и все больше отставал. Голова сделалась легкой и кружилась от слабости, а ноги, наоборот, потяжелели, еле двигались, руки безжизненно болтались вдоль туловища. Шея занемела, потеряла чувствительность, во рту накапливалась вязкая кислая слюна, Климов выталкивал слюну языком, но плевки почему-то попадали то на штаны, то на сапоги.
Цыганков, тащивший мешок, часто оборачивался назад, спрашивал:
– Ну, чего ты? Чего?
Климов не отвечал, ему казалось, что стоит только открыть рот, произнести несколько слов, как вместе с этими словами от него уйдут последние ещё нерастраченные силы. А сил этих и так-то осталось с наперсток. Ближе к ночи, вошли в низкорослые березовые заросли. Когда колкие твердые, как проволока, ветки стегнули Климова по лицу, он неожиданно потерял ориентировку в пространстве.
Небо поменялось местом с землей. Маленькое солнце оказалось под правым башмаком, а башмак на вечернем небе. Климов коротко вскрикнул, повалился на грудь, раскинув руки по сторонам. Ударился лбом о камень, поросший рыжим мхом, и даже не почувствовал боли.
Урманцев, услышав крик, оглянулся, заспешил обратно. Вместе с Цыганковым они перевернули Климова на спину, расстегнули пуговицы бушлата, подложили под голову мешок.
– Ничего, – прошептал Климов, едва двигая белыми губами. – Я уже в порядке. Все нормально.
– Ты можешь идти дальше? – спросил Урманцев.
Климов сел, привалившись спиной к стволу березы. Он старался побороть головокружение, но безуспешно: карликовые березы водили вокруг него хоровод. А земля качалась, как палуба попавшего в шторм корабля.
– Порядок, – ответил Климов. – Я могу идти.
– Все ясно, – вздохнул Урманцев.
Пришлось устраивать незапланированный привал. Урманцев развязал мешок, вытащил пакет сушеной каши и воблу. Цыганков в мгновение ока покидал пригоршни каши в рот, разорвал рыбешку на мелкие куски и проглотил не пережевывая. Климов, испытывал позывы тошноты, он отказался от еды, попросил только глоток воды. Урманцев отошел в сторону, нашел место, где лежал свежий подтаявший сверху снег. Вернувшись, он сунул в открытый рот Климова плоскую ледышку, похожую на сливочный пломбир.
Хорошо. Климов закрыл глаза, ощутив, как сладко тает во рту лед. Через минуту он открыл глаза и увидел в высоком небе зеленую ракету, волочившую за собой шлейф серого дыма. Климов, не поверив глазам, сморгнул, ракета продолжала висеть в небе.
65 
