67 
– Ладно, будем считать, что сегодня тебе крупно повезло, – опустив телефон в карман, сжалился Девяткин. – А теперь пошел на хер. И еще один совет. Застрахуй свою жизнь и здоровье. Потому что при нашей следующей встрече, ну, сам понимаешь... На лекарство понадобится много денег.
Не успел Девяткин моргнуть глазом, как Жора уже растворился в знойном мареве.
* * *
Через час в своем служебном кабинете Юрий осваивал новый мобильник. Да, вещица хорошая, нужно только поменять SIM-карту, стереть из памяти телефоны, записанные хозяином. И все. Можно пользоваться. Девяткин вошел в телефонное меню, стал просматривать записную книжку Бубнова. На всякий случай, но ментовской инстинкт и на это раз его не подвел.
Просмотр подошел к середине, когда Девяткин выпрямился в кресле, раскрыл ящик стола и принялся лопатить служебный блокнот. Так, как... Вот телефон покойного Дмитрия Пашпарина. А в записной книжке Бубнова точно такой же телефончик и короткая кликуха Кот. Что же это получается?
Вывод первый: Кот пользуется или какое-то время пользовался телефоном Пашпарина. Сейчас он, скорее всего, уже сменил номер, в целях собственной безопасности купил краденый телефон. Впрочем, это еще надо проверить.
Второе: Кот и Бубен общались совсем недавно, но не раньше, чем Кот оказался на свободе и замочил Пашпарина. Третье: они в хороших отношениях, если Огородников дает Жоре номер своей мобилы.
Пораженный своим открытием Девяткин трижды перепроверил цифры и, сняв трубку телефона внутренний связи, вызвал к себе двух старших оперов убойного отдела.
– Немедленно поднимите из архива розыскное дело на Жору Бубнова, – приказал Девяткин. – Специализация – карманник. Пробейте по полной программе. Все контакты, прежние и нынешние. Его лежки, жены, дети, любовницы... Этот Бубен, наверняка, в курсе, где сейчас отсиживается Огородников и его теперешнее имя. Действуйте быстро. К завтрашнему утру мы должны знать об этом Жоре больше, чем он сам знает о себе.
Отпустив оперов, Юрий налил воды из графина, сделал пару глотков и подумал, что человеческий мир тесен, слишком тесен, чтобы в нем можно было надежно спрятаться.
* * *
Кот пришел в себя оттого, что кто-то тормошил его за плечо. Он лежал на песчаной отмели, волна плескалась у ног, а над ним стоял какой-то мужик в кожаном картузе. Человек что-то говорил, кажется, задавал вопросы. Но Кот был слишком слаб, чтобы понять их смысл. Он хотел перевернуться с бока на спину, но ничего не получилось. Руки сделались чужими, непослушными, а ноги одеревенели до полного бесчувствия.
– Холодно, – прошептал Кот так тихо, что сам себя не услышал. – Слышь... Холодно очень.
– Ясное дело, не жарко, – сказал мужик. – Голяком-то...
Человек, склонился ниже, что-то сказал, задал пару вопросов. Кот старался разобрать слова, но снова провалился в забытье, похожее то ли на сон, то ли на обморок.
В следующий раз он очнулся в жарко натопленной избе. Дело, видно, шло к вечеру, горела лампочка в матерчатом абажуре, тихо играло радио. Костян лежал на железной койке с мягкой панцирной сеткой. Угол комнаты был отгорожен ситцевой занавеской, на которую ложились и пропадали человеческие тени. Мужик со знакомым голосом, который Кот слышал у реки, что-то объяснял женщине. Та коротко, односложно отвечала, мужик пускался в дальнейшие объяснения. Кот разобрал слово утопленник, а потом женщина засмеялась так легко и мелодично, будто колокольчик зазвенел.
Кот старался уловить смысл разговора. Он выхватывал отдельные слова, но эти слова почему-то не наполнялись смыслом. Кот закрывал тяжелые веки, проваливался в забытье, вздрагивал и снова слышал чужой разговор. Какая-то женщина, сдвинув занавеску, присела на табурет, поправила подушку, помогла Коту сесть, поправила на нем теплую нательную рубаху.
– Попей, – сказала она. – Лучше будет... Да не бойся ты. Никто тут тебя не обидит.
И напоила его из деревянного ковшика каким-то горьким настоем, пахнувшим полынью и зверобоем. Женщина пропала, будто ее и не было, а Кот зарылся в подушку и успокоился тяжелым сном.
* * *
Солнце уже коснулось высоких елей, когда Китай с парнями, усевшись за столом под брезентовым тентом, порубали мясных консервов и напились чаем. Тень соснового леса ложилась на хутор, закрывая собой жилой дом и сараи. Дашка болтала в стакане ложечкой, размешивая кусок колотого сахара. Ее физиономия казалась мрачной и усталой.
67 
