104 
* * *
Джабилов не понял ничего из того, что случилось за последние пару минут. Только что он собирался прикончить здорового русского ублюдка. Всадить в него пулю за пулей. Собирался насладиться этим драматическим действом, отвести душу. И вдруг…
Это не поддается ни названию, ни описанию. На его глазах в прах разлетелось благополучие налаженного устоявшегося быта. Огромный грузовик, управляемый голым окровавленным человеком, видимо, умалишенным, ворвался в его двор, как ураган. И подвел черту под прожитой жизнью.
Джабилов, словно сам обезумел, бросился спасать овец. Но тут же остановился, метнулся к дому. К разгромленному крыльцу. И снова остановился. Что он делает? Только что Джабилов своими глазами видел, как погиб Хайдаров, его ближайшего помощник и, возможно, единственный друг. Задние колеса грузовика превратили человека в грязно-бурое желе. И Джабилов хочет такой смерти?
Себя спасать нужно. Не овец, не дом, а себя самого. Джабилов заметался по двору, ища спасения. Но спасения не было.
Беспорядочно передвигаясь по двору, он в кровь изрезал босые ступни, поскользнулся на раздавленной овце, подвернул ногу. В эту секунду глиняный блок, вылетевший из забора, ударил Джабилова по голове. Тот упал, запутался в проводах электропроводки, как рыба в сетях. Он попытался встать, но понял, что сломал ногу в лодыжке.
Грузовик с простреленными скатами плохо слушался руля. Каширин подумал, что если не кончит дело сейчас же, возможно, не кончит его никогда. Какой-то лохматый человек плотного сложения, босой, в белой нательной рубахе и желтых подштанниках бегает по двору, как обезглавленная курица.
Каширин безошибочным внутренним чутьем определил, что это и есть местная слава и гордость. Людоед Джабилов. Каширин, вцепившись в непослушную баранку мертвой хваткой, взял направление на Джабилова. Но тот в успел отпрыгнуть в сторону из-под колес. Каширин раздавил десяток овец. Сделал круг по двору.
Грузовик сровнял с землей летнюю кухню. Разломал веранду, сшиб угол дома, сложенного им круглого леса. Обвалился угловой цоколь. Каширин остановился, подал машину задом. Буксовочный крюк, приваренный к раме, снес половину широкого крыльца. Сосновые венцы захрустели, как спички. Дом наклонился на сторону, готовый рухнуть на боковую стену. Каширин включил переднюю передачу.
Навесь откуда прилетевшие пули прошили передние скаты, лобовое стекло. Но Каширин даже ухом не повел. Он видел свою цель. Посередине двора, запутавшись в проводах, барахтался человек в желтых кальсонах. Машина снова ринулась вперед, как огромный раненый зверь.
Джабилов высвободил ноги из проводов. Он распластался на земле, виляя задом, пополз к разломанной кошаре. Он как пловец, выбрасывал руки вперед, стараясь цепляться пальцами за твердую студеную землю. Нет, так не выйдет. Надо подняться.
Грузовик приближался, он уже рядом… Джабилов привстал на колени и закрыл глаза. Бампер грузовика снес с плеч его лохматую голову.
Последний оставшийся в живых помощник Джабилова кинул на землю расстрелянный пистолет. Побежал, куда глаза глядят. Он обогнул покосившийся на бок дом, ринулся вперед и грудь в грудь столкнулся с Величко.
Казах отступил на шаг. Но Величко уже сграбастал противника за воротник куртки, приподнял над землей, каменной пятерней сжал горло.
Глава двадцатая
Солнце, зловеще багровое, словно пропитавшееся пролитой кровью, свалилось за разрушенный забор усадьбы Джабилова.
Вторую половину дня Каширин отдыхал. Он, временно потерявший дееспособность, отлеживался в спальной на широченной кровати людоеда, страдал от безделья и разглядывал отражение в круглом зеркале, укрепленном на потолке. Еще та картина. Каширин видел себя, раздетого до трусов, распластавшегося на белоснежных крахмальных простынях.
Не человек, а грязная скотина. Он видел бурые пятна на груди, свежую повязку на плече, замотанную бинтами ногу, лохматую голову, морду, заросшую густой щетиной. Встреть его сейчас кто из столичных знакомых, не узнал бы. А если и узнал, отшатнулся, как от вшивого бомжа. Впрочем, кто Каширин теперь? Он и есть потерявший человеческое обличие бомж. Хуже, он убийца…
Каширина быстро уставал пробиваться сквозь частокол мыслей, уставал смотреть в зеркало, закрывал глаза и проваливался в темное забытье. Через несколько минут он, разбуженный чьей-то ходьбой, разговором, снова приходил в себя и видел все ту же картину: грязный, залитый кровью человек валяется на чистой кровати. Каширин снова закрывал глаза, но заснуть не давали какие-то шумы и шорохи.
104 
