46 
«Хотя, у твоего директора и так вместо головы зад. Моим ребятам долго возиться не придется, – Гецман заливисто рассмеялся. – Сынок, не слушай меня. Я же шучу. В твоей школе прекрасный директор. И учителя очень хорошие. Ты директора слушай. И вообще… Старайся». Антон выглядел разочарованным: «Жаль, что ты шутишь. Лучше бы ты вправду пустил ему кровь».
Семен Яковлевич встал из-за стола, потрепал сына по голове. «Вот вырастишь, сам ему кровь пустишь. А потом вырежешь из старика больное сердце. Положишь его сердце в холодильник, станешь любоваться своей работой. О кей? Вот и ладно. Теперь у тебя в жизни есть цель». Довольный собственным остроумием Гецман стал собираться на службу.
Он считал, что хорошая шутка и вообще здоровый юмор улучшает работоспособность. И еще важен воспитательный момент, правильное общение с сыном. Внизу у подъезда Гецмана уже ждал представительский «Мерседес».
…Сейчас из своего окошечка Гецман видел, как водители расселись в машины, минут десять прогревали двигатели. Наконец, «Уралы» тронулись. Но Гецман не вздохнул с облегчением. Он вдруг подумал, что теперь все еще только начинается.
* * *
За руль второй машины сел Величко.
Рогожкин не попытался завести знакомство с напарником. Едва машина тронулась, сон быстро сморил его. Стянув кроссовки, Рогожкин повалился боком на широкое сидение, поджав под себя ноги. Сновидения Рогожкина оказались короткими, какими-то отрывочными.
Виделось ему, будто они вместе с рыжеволосым другом Артемом Чулковым гуляют в Парке Культуры. Бредут неизвестно куда берегом Москвы реки. День летний, яркий, вокруг полно народа. Дети сосут мороженое, обнимаются парочки, старики выползли погреться на солнце.
Все чему-то радуются. Один Чулков сосредоточен и хмур. «Может, пивка рванем по кружке?» – предлагает Рогожкин. Чулков отрицательно качает головой: «Такую жару с пива пот прошибает». Они бредут дальше, Чулков ведет пальцем по гранитному парапету набережной. «А, может, сосисок купим, – снова предлагает Рогожкин. – Жрать хочется». Чулков грустно качает головой: «Мне не хочется. Себе купи».
Рогожкин останавливается.
"Погоди, разве тебя не убили тогда? В том кабаке, в «Поднебесье»? Чулков кивает: «Убили. Уже схоронили меня пять дней назад. На Кунцевском, рядом с бабкой. Хорошее место, тихое. Будешь в тех краях, заходи». Теперь понятно, почему Чулков такой хмурый: чему радоваться, если тебя грохнули?
Рогожкин трет лоб, силясь понять происходящее: «Подожди. Если тебя схоронили, так чего ж ты тут… Среди живых… Ты ведь должен там, на Кунцевском лежать. Чего ж ты тут ходишь?» Вопрос остался без ответа.
Почему-то средь бела дня пальнули салют. Народ, то ли напуганный, то ли обрадованный этим внезапным залпом, пришел в движение, люди со всех ног побежали неизвестно куда. Может, представление смотреть на летней эстраде. И Чулков потерялся в толпе.
От второго залпа салюта Рогожкин проснулся.
Хмурилось раннее утро.
Серый залитый дождем асфальт отражал серое небо. Дорога в четыре ряда поднималась в гору. С обеих сторон шоссе обступил влажный хвойный лес. Рогожкин посмотрел на наручные часы: половина шестого утра.
Он согнулся, натянул на ноги кроссовки и, окончательно расставаясь со странным сном, глубоко зевнул. Впереди по небу полоснула извилистая бело-голубая молния. Неровный вибрирующий раскат грома, похожий на залп салюта, прокатился в вышине.
Величко сидел за баранкой недвижимый, как каменный болван с острова Пасхи. Он только бросил короткий косой взгляд на молодого соседа и снова забыл о его существовании. Но Величко хмурился ради понта. В душе его расцветала и пела весна.
В прежние молодые годы он считал Москву столицей денег, удачливых жуликов и барыг. Он думал: если уж в Москве у человека не пошли дела, то нигде, ни в одном другом городе земли, у него ничего не получится.
Со временем строй мысли радикально изменился. Величко стал думать: если уж в Москве тебя не посадили, значит, нигде, ни в одном другом городе точно не посадят. Теперь он уже далеко от Москвы, от этого проклятого места, где его сажали дважды. И не уйди он сейчас из-под носа у ментов, не воспользуйся моментом, сел бы прочно. Надолго бы сел.
– Давайте подменю, – предложил Рогожкин.
– Вот ровно в утра шесть подменишь. Вроде как расписание у нас будет.
– Ладно.
Рогожкин вытащил из сумки пачку сигарет, раскрыл ее, протянул напарнику. Тот вытащил сигаретку, достал зажигалку. Поплыл голубой дымок, кабина грузовика показалась Рогожкину уютней родного дома. Ехать бы так и ехать. Он снова нырнул в сумку, вытащил фотографию Светки, девушки из варьете «Поднебесье». Показал фотографию Величко.
46 
