Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
123 
– Простите, – женщина тронула Антипова за рукав. – У вас сын или дочь?
Антипов задумался, он не понял смысл вопроса.
– У вас сын или дочь злоупотребляет этой дрянью?
– У меня-то? – Антипов, не привычный к вранью, слишком долго думал над ответом. – Сын… Злоупотребляет… Слегка…
– У меня тоже сын, единственный, Юрочка, – женщина вытащила из сумочки платок, промокнула глаза. – Год глотал какие-то таблетки. У них у всех с таблеток начинается. А потом два года кололся героином. Что я пережила, господи, этого словами не выразить. Куда только не ходила, к каким врачам не обращалась, – все попусту. Только деньги выбросила.
– Я вам сочувствую, – кивнул Антипов.
Женщина всхлипнула.
– А потом встретила знакомую, у которой такая же беда с сыном. И она посоветовала придти в «Благовест». Юру лечили в стационаре полтора месяца, потом были индивидуальные занятия с психологом… Я понимаю, это немалые деньги, но жизнь сына стоит дороже.
– И что? – с интересом спросил Антипов. – Помогли? Ну, сыну помогли?
– Ой, прямо сглазить боюсь, – женщина припудрила нос и правую щеку. – Уже два с половиной года Юра не прикасается к этой дряни. Говорит: даже не думаю об этом, и не тянет. Поступил в институт. Вечером работает. Сейчас у него совсем другие интересы. Я сюда пришла сказать «спасибо» главному врачу Дудкину Василию Егоровичу и их директору Ардману. Это такие люди… Золотые. Сына спасли, да они и меня с того света вытащили. Прозвонили третий звонок, народ повалил в зал. Антипов с Беляевым, выбросили рекламные буклеты в урну, заняли места посередине десятого ряда. Верхний сет погасили, сцену осветила направленными софитами. Началось что-то вроде торжественной части.
На сцене стояли столы, составленные в один длинный ряд, за столами расселись хорошо одетые упитанные мужчины. Перед каждым членом своеобразного президиума стояла табличка с фамилией и должностью, которую он занимал в «Благовесте». Главный врач Дудкин сидел посередине ряда. Он был занят тем, что поглаживал седую бородку клинышком или протирал носовым платком линзы очков. Над головами мужчин натянули транспарант: на синем фоне лиловыми буквами надпись «Благовест», в белом круге нарисованный шприц с иглой, сломанной пополам.
К микрофону, сменяя друг друга каждые три минуты, стали подниматься из зала женщины и мужчины, родители бывших наркоманов. Родители вытирали счастливые слезы, кланялись в пояс, благодарили врача Дудкина и директора центра Ардмана за спасенные жизни дочерей, сыновей, внучков и племянников. Дудкин отвечал общими фразами и меланхолично поглаживал бороденку. Ардман механически кивал головой.
Беляев прошептал в ухо Антипову.
– Наши ребята в третьем и пятом рядах. Плюс наблюдение на улице.
– Это я сразу заметил, – прошептал в ответ Антипов.
Со вчерашнего вечера Истомина младшего взяли под опеку сотрудники ФСФ. Установили наружное наблюдение, проникли в квартиру и рассовали радиомикрофоны в комнатах и на кухне. Накинули прослушку на мобильный телефон, взяли под контроль пейджер, а также телефон любовницы.
Теперь без провожатых Роман Истомин не мог шагу ступить. Старший брат звонит Роману приблизительно раз в неделю, последний звонок из Чехии был десять дней назад. Значит, нового звонка ждать недолго. Не исключено, что старший Истомин сейчас находится в Москве или в области. Как только он свяжется с младшим братом его вычислят и накроют. Это в том случае, если разговор продлится дольше минуты и удастся засечь номер стационарного телефона старшего брата. Остается просить у бога всего лишь несколько капель везения.
На сцену вышел худощавый мужчина в свитере и джинсах, остановился у микрофона, выдержал длинную паузу. Лицо мужчины казалось нездоровым: одутловатым, с черными кругами под глазами.
– Вон он, появился, – прошептал в ухо Антипову Беляев.
Роман Истомин одернул свитер, пригладил волосы. Казалось, он пытается, но никак не может справиться с волнением.
– Я сидел на игле без малого три года, – на слове «сидел» голос Истомина дрогнул. – Об этом времени сейчас вспоминаю с содроганием, с ужасом. Сказать, что я превратился в животное, значит, ничего не сказать. Я дошел до самого края. Воровал вещи из дома, выносил последнее. Мало того, я переступал закон, до тюрьмы оставался один шаг. Эта трясина, эта гнилое болото засасывало меня все глубже. В редкие минуты просветления я мечтал о том, что спастись. Мечтал стать нормальным человеком. Но этих светлых минут становилось все меньше. Я тонул…
123 
