– В какой комнате люк в подвал? – прохрипел Колчин. – Ну, отвечай, мразь. Где? Секунда на размышление. И я выдавлю твои шлифты. А потом повторю вопросы. Скажешь правду – умрешь легко. Соврешь, – пожалеешь, что родился.
Изо рта мужчины сочилась кровавая пена, челюсть тряслась, зубы клацали, казалось, он отдает концы, но мужчина понял смыл угрозы.
– Средняя… Средняя комната по коридору. Там, возле ручки, еще наклейка. Ну, приклеена этикетка от жвачки. Или что вроде того. Ты найдешь…
Человек закатил глаза ко лбу. Колчин перевел дух, вскочив на ноги, поднял пистолет. Вязать этого борова по рукам и ногам нечем, да и времени нет. Оставлять живого нельзя ни при каких обстоятельствах.
Колчин трижды выстрелил в голову лежавшего на полу человека.
Глава двадцать первая
Воспользовавшись моментом, Решкин вскочил и рванулся в темноту сарая. Снова упал, распластавшись на земле, схватил гранатомет, поднял крышку магазина, вытащив из подсумка четыре гранаты, зарядил оружие. Новая автоматная очередь прошила доски. Решкин дополз до дверного проема, пользуясь клубами пыли, висящими над двором, как дымовой завесой, залег за задними скатами "Нивы. Он смутно видел чердак дома, но почему-то точно знал, что на этот раз не промахнется. Пули пробили крышу машины, прошили бензобак. Решкин оторвал голову от земли, откинул складывающийся приклад. Он плотнее сжал пистолетную рукоятку, положил палец на спусковой крючок. Тупое рыло гранатомета теперь направлено на чердак. Лишь бы не вспыхнул бензин, вытекающий из бака машины.
Решкин выстрелил. Он не видел, как сорока трех миллиметровая граната вылетела из ствола. Через долю секунды дом вздрогнул от взрыва и, как показалось, сместился куда-то в сторону. С оглушительным треском полопались листы шифера, закрывающие двускатную крышу, на чердаке вспыхнул огонь, правый угол дома обвалился.
Из чердачного окна сначала вывалился автомат без магазина, через мгновение вниз полетел раздетый до пояса человек. Лицо окровавленное, левую руку чуть ниже локтя словно откромсали ножницами. Предплечье болталось на лоскуте кожи. Человек упал на покатую крышу веранды, он был еще жив, шевелил ногами и мотал головой. Старые солдатские галифе, давно потерявшие свой первоначальный цвет, горели ниже колен и на заднице. Человек почему-то не пытался сбить огонь, единственной рукой он с фанатичным исступлением цеплялся за лопнувшие листы шифера, стараясь удержаться, не упасть. Решкин передернул затвор и снова выстрелил.
Граната попала в деревянную веранду. Во все стороны разлетелись доски и хлам, пылившийся там годами. Крыша поднялась, разломилась надвое и отлетела в сторону, будто была сделана из папье-маше. Куски шифера, словно осколки крупнокалиберного снаряда, разрезали воздух. Человека в горящих штанах взрывной волной подбросило вверх, перевернуло через голову. Он что-то выкрикнул, захлебнулся своим криком, но Решкин не разобрал слов. Мужчина грохнулся спиной на битые саманные кирпичи. Левая рука отлетела в сторону. Круглая столешница, описав в воздухе замысловатую дугу, добила раненого, припечатав его к земле. Труп Воловика тоже подбросило вверх, через мгновение он опустился на груду битого кирпича.
– Не нравится? Вам не нравится? – заорал Решкин не своим, тонким бабьим голосом, передернул затвор. – А меня убивать нравилось? А-а-а… Вот вы как, гады. А-а-а… Такая артиллерия вам не нравится? Ублюдки сраные. Ну, теперь ловите. А-а-а…
Лицо сделалось черным от грязи и пороховых газов, кровь снова пошла из носа. Она мгновенно свертывалась, засыхала на лице, как короста. Только теперь Решкин обратил внимание, что сделалось так жарко, что спину жгло огнем, а пыль и дым валят со всех сторон. Он оглянулся назад. Сухое сено в сарае загорелось, видимо, от пули. Огонь набирал силу, языки пламени поднимались вверх. Решкин подумал, что в сене осталось оружие и, главное, боеприпасы. У него на руках только этот гранатомет и несколько зарядов в подсумке.
Мысль тут же выскочила из головы. Решкин, прижимаясь к земле, отполз подальше от «Нивы», от бензиновой лужи, что растеклась под машиной. Теперь он смутно ориентировался в пространстве и времени, но сквозь плотную завесу пыли и дыма не видел свои цели, но чувствовал их шкурой.
***
Перешагнув через труп, Колчин выбрался в коридор, и услышал автоматную очередь. Палили с чердака. Значит, Решкин до сих пор жив. Колчин, держа пистолет наизготовку, сделал несколько осторожных шагов вперед и остановился. В конце коридора сквозь завесу пыли пробивался солнечный свет. Впереди несколько дверей, за каждой из них может поджидать отморозок с топором, занесенным над головой, или автоматом. Все двери похожи, на каждой накарябано ругательство или сделан похабный рисунок, но прилепленной этикетки от жвачки что-то не видно… Впрочем, на противоположной стороне коридора, на второй двери просматривается какой-то потемневший бумажный квадратик, похожий на старую марку или спичечную этикетку. Пожалуй, эта самая дверь, которую он ищет.