Жалкий огрызок двухнедельного отпуска, испорченного неожиданным недомоганием жены алкоголички, Медников провел в средней полосе. Погода поднесла нежданный подарок, потеплело, будто возвратилось бабье лето, дни стояли безветренные и ясные. Сегодняшним утром после завтрака он зашел в номер, поверх тренировочного костюма надел хлопковую куртку, спустился в холл и, купив пару газет, вышел на воздух. Отдыхающих было совсем немного, в основном скучающие дамочки средних лет, пожилые люди, старики с орденскими колодками, приколотыми на лацканы старомодных пиджаков. Бывшая правительственная номенклатура, и сегодня не потерявшая возможностей получать льготные путевки по символическим ценам. Медников сразу решил не ставить любовных опытов с заезжими дамами и местными девушками из обслуги, он почему-то пришел к выводу, что столичные цацы и эти провинциалочки так же холодны в постели, как рыба в осенней Москве реке.
Свернув газеты трубочкой, он обогнул главный корпус, двенадцатиэтажную коробку, сложенную из бетонных блоков, медленно шагая по дороге, углубился в еловый лес, сырой и темный, пропахший поздними грибами, прелыми листьями, мхом и ночным дождем. Свернул на широкую тропинку, выложенную плитами из мраморной крошки. Удобные скамейки, расставленные слева и справа, пустовали, декоративные фонари на невысоких столбиках, выстроенные в ряды, не потушили ещё с вечера. Какая-то незнакомая птица запела грустную песню о том, что тепло, вставшее на самом краю осени, скоро уйдет. Не за горами настоящие холода, и от очарования этих дней не останется и помина.
Полчаса Медников мерил шагами ухоженные тропинки и, наконец, вышел к реке. Остановившись возле ближайшей лавочки, положил на крашеные доски газету, чтобы не испачкать спортивные брюки, сел, стряхнул с рукава сосновую иголку. Неожиданно для себя Медников, не великий ценитель идиллических картин природы, залюбовался открывшимся пейзажем. К реке спускался высокий откос, покрытый выгоревшей на солнце жухлой травой и голым кустарником. Тихий ветер перегонял с места на место сухие листья. Речная гладкая вода, отражавшая небо, сделалась пронзительно голубой. На другом берегу линию горизонта отпечатал макушкам сосен далекий лес, ещё скрытый туманом.
Вчера вечером здесь же, на санаторной территории, Медников не без пользы провел время. После ужина спустился к реке, сдвинул в сторону серый камень, вытащил из-под него герметично запаянный пакет, оставленный Ричардом Дэвисом или кем-то из его помощников, и вернулся в номер. Заперевшись в ванной, пустил воду, разорвал обертку. В пакете лежали двадцать тысяч долларов и два английских паспорта, один для Медникова, второй для Дьякова. В отдельной упаковке сто пятьдесят тысяч долларов сотенными и украинский паспорт. Эти бабки и ксиву Медников обязан передать химику Ермоленко, получив препарат СТ – 575. Медников долго рассматривал документы через увеличительное стекло и остался доволен: паспорта не липовые.
Медников обхватил затылок ладонями, вытянул ноги и сладко потянулся, глядя, как внизу, у кромки реки, о бетонный парапет бьется мелкая волна. Вот он, дым отечества, который, по выражению поэта, нам сладок и приятен. И не имеет значения, что ты работаешь на спецслужбу другой страны… Хрустнула ветка под чьим-то башмаком. Мысль оборвалась. Медников повернул голову на звук. Вялотекущий приступ лирического настроения закончился также быстро и неожиданно, как начался.
С другой стороны тропинки к скамейке приближался коренастый мужчина в коротком сером плаще и кепочке, надвинутой на лоб. Толстый боксерский нос, тяжелый подбородок, прищуренные глаза. Дьяков, собственной персоной. Он же Уточкин, он же Сеничев, он же Тимофеев, он же Анатолий Горелов… В собственных паспортах, псевдонимах и кличках этот тип, кажется, сам легко запутается. Мужчина вытащил руку из кармана и в знак приветствия помахал ладонью. Медников не стал вставать, чтобы ветром не сдуло газету, просто протянул руку для пожатия.
– С приездом, – сказал он.
Мужчина сел рядом, достал сигареты и щелкнул зажигалкой.
– Спасибо. Часовая прогулка вдоль реки бодрит.
Дьяков снял кепку, положив её на колени, провел ладонью по вискам и лбу. После долгого блуждания по тропинкам в окрестностях санатория шрам над правой бровью налился краснотой.
– Вернулся через Францию?
– Нет, сначала я слегка запутал следы. Паромом из Плимута добрался до Франции. Там сел на поезд, доехал до Парижа, оттуда в Германию. Взял билет на самолет до Москвы. Пользовался двумя паспортами на разные имена.