Глава 6

Сирина сидела у камина в своей спальне, облаченная в ночной халат, покуда мать расчесывала и сушила ей волосы. В Фионе это пробуждало воспоминания, одновременно светлые и печальные, о детстве старшей дочери. Много раз она стояла вот так, рядом с Сириной, устроившейся у огня, с поблескивающей после мытья кожей. Тогда было просто облегчить ее боль или решить проблему.

Но теперь девочка стала женщиной, думала Фиона, с женскими желаниями и страхами. Придет время, когда ее дочь будет сидеть у камина своего дома.

Обычно, когда они проводили время вместе, Сирина была полна рассказов, вопросов, смеха. Сейчас же она казалась странно подавленной; ее взгляд был устремлен на огонь, а руки неподвижно лежали на коленях. Сквозь открытую дверь они слышали, как Гвен и Мэлколм развлекали Колла какой-то игрой. Смех и торжествующие крики долетали в комнату приглушенными.

Из всех детей Сирина больше других беспокоила Фиону. Колл, конечно, был упрям, но достаточно походил на отца, чтобы найти свой путь в жизни. Гвен была мягкой и доброй — Фиона не сомневалась, что хрупкая внешность и щедрая душа обеспечат ей хорошего мужа. А Мэлколм… Она улыбнулась, проводя щеткой по длинным влажным волосам Сирины. Он был озорным и очаровательным мальчуганом, веселым, как щенок.

Но Сирина унаследовала вспыльчивый характер Мак-Грегоров вместе с легко ранимым сердцем. Она ненавидела так же страстно, как любила, задавала вопросы, на которые было невозможно ответить, и слишком хорошо помнила то, что следовало забыть.

Последнее заботило Фиону больше всего. Тот страшный случай травмировал Сирину не меньше, чем ее мать. Фиона все еще носила шрамы, оставленные английским офицером. Нет, не на теле, а в сердце. И она боялась, что такие же шрамы никогда не исчезнут из памяти и сердца Сирины. Но если Фиона хранила свой позор тайно, ненависть Сирины слишком часто горела в ее глазах и срывалась с языка.

Фиона никогда не забывала то, как юная дочь мыла ее, утешала, облегчала телесную и душевную боль той страшной ночью. Не забывала она и о последствиях, которые это трагическое происшествие наложило на характер Сирины, — отсюда ее бесшабашность, с которой девушка способна одна скакать верхом по лесу, ярость, вспыхивавшая при любом реальном или воображаемом пренебрежении к ее семье. Как мать, Фиону беспокоило явное презрение Сирины к мужчинам, ухаживавшим за ней.

Сейчас ее тревожила непривычная молчаливость дочери.

— Ты такая тихая, любовь моя. Видишь свои мечты в огне?

Сирина слегка улыбнулась:

— Ты всегда говорила, что это возможно, если смотреть как следует. — Но этим вечером она видела в очаге только горящее дерево.

— Последние несколько дней ты вся в себе. Ты плохо себя чувствуешь?

— Нет, я просто… — Сирина оборвала фразу, не уверенная, что может объяснить свое состояние даже самой себе, а тем более матери. — Очевидно, это беспокойство. Ожидание весны. — Она снова помолчала, глядя в огонь. — Как ты думаешь, когда вернется папа?

  34