Особенно,... 
97 
– Хорошо, – пробасил Локтев. – Постараемся передать с курьером. Завтра часика в четыре вас устроит?
Закончив приятную беседу со старушкой, он набрал телефон Журавлева, сказал, что завтра есть важное дело.
* * * *
Локтев остановил машину во дворе серого сталинского дома в районе Таганской площади. Из кабины хорошо просматривался вход в парадное, палисадник, заросший густыми кустами боярышника и молодой рябины. Журавлев, сидевший на переднем сидении, дожевал бутерброд и вытер губы и руки несвежим носовым платком. На лобовое стекло летели мелкие дождевые капли.
– Может, мне с вами подняться? – спросил Локтев.
Он вытащил из внутреннего кармана куртки синий фирменный конверт с приглашением на соревнования по бодибилдингу.
– Сиди здесь. Если Кислюк дома, я его приведу.
Журавлев смахнул с брюк хлебные крошки, взял у Локтева конверт и спрятал его в кармане. Затем он достал из подплечной кобуры пистолет. Опустив дуло вниз, он потянул вверх затвор. Он поставил пистолет на предохранитель, а курок на боевой взвод. Расстегнув пиджак, он сунул пистолет под ремень.
Локтев внимательно наблюдал за сыщиком.
– Для чего все эти манипуляции?
– Для того чтобы ты поучился, как обращаться с оружием. Вот прикинь: в критический момент ты достаешь пушку из подплечной кобуры. Это занимает пару секунд. Затем ты опускаешь предохранитель. Еще секунда. Затем передергиваешь затвор, досылаешь патрон в патронник. Две-три секунды. А то и больше. И что получается?
– Что получается? – переспросил Локтев.
– Получается, долго. Очень долго. Получается, что к этому моменту твой противник наделал в тебе несколько лишних, не предусмотренных природой дырок. А тут только одно движение. Ты достаешь пистолет из-под ремня. Пока рука идет вверх, сбрасываешь предохранитель и давишь на спуск. Секунда. Бах-бах-бах. Обойма пустая. И, как говорит старик Мухин, пешка проходит в ферзи. Мне этот фокус один раз жизнь спас. Я хоть тоже не молодой уже, а выстрелил быстрее молодого человека. Мотай на ус.
– А не боитесь себе кое – что отстрелить? Ну, когда в штанах пушку носите?
– Чудак, пистолет на предохранителе.
Журавлев тяжело выбрался из машины, хлопнул дверцей и, надвинув шляпу на лоб, медленно зашагал к подъезду.
Локтев только сейчас подумал, что сыщик действительно не молод, далеко не молод. А со спины он выглядел даже старше своих лет. Журавлев ходил медленно, сутулился и косолапил ноги.
Поднявшись на лифте на пятый этаж, сыщик позвонил в сороковую квартиру. Металлическую дверь приоткрыла сухенькая старушка в застиранном цветастом халатике, та самая, что отвечала по телефону неприятным надтреснутым голосом. Старуха, не снимая с двери цепочку, сверлила Журавлева маленькими, недоверчивыми, как у мыши, глазками.
Сыщик степенно снял шляпу, вытащил из нагрудного кармана месячный абонемент в баню и в раскрытом виде предъявил его хозяйке. Журавлев решил, что старуха все равно ни черта не видит. Ей хоть банный, хоть проездной билет предъявляй, хоть инвалидную книжку – все едино. Главное что-то предъявить. Похожее на документ.
– Здравствуйте, – сказал Журавлев. – Вам звонили насчет меня. Я представляю министерство. Короче, я из комитета по спорту. То есть по физкультуре.
Журавлев запамятовал, как точно именуется та организация, которую он представляет. Старуха высунула голову, близоруко щурилась, силясь разобрать мелкие буквы и водянистую синюю печать на банном абонементе.
– Вот мое служебное удостоверение, – заявил Журавлев и спрятал абонемент в карман. – А вот… Вот приглашение для Марата Павловича.
Он достал из другого кармана красивый синий конверт с золотым вензелем, но не передал его старухе, а только потряс перед её носом.
Возможно, солидная внешность Журавлева заслуживала доверия. Возможно, банный абонемент обладал магическим действием. Но лед недоверия был быстро растоплен. Бабка, захлопнула дверь, цепочка упала. Теперь дверь распахнулась настежь.
– Проходите, пожалуйста.
Журавлев вошел в просторную прихожую, освещенную полудохлой лампочкой, огляделся по сторонам. Вешалка пуста, на галошнице стоят потрепанные мужские шлепанцы большого размера. Коридор заворачивает, видимо, на кухню. В него выходят две двери, обе открыты.
Тишина. Ничто не выдает присутствия в доме ещё одного человека.
– Марата нету сейчас дома, – старуха заговорила жалобным голосом, будто в чем-то оправдывалась. – Как ушел вчера, так и не приходил. Мне уж звонили, что какое-то приглашение для него пришлют. Думала, по почте.
97 
