Стерн покосился на будильник.
– Пять тридцать.
Он сел к столу, налил из электрического чайника в кружку кипяток. Открыл ножом банку мясных консервов, отрезал два куска хлеба от серой пахнувшей плесенью буханки и принялся за еду.
– Даже у хозяина будят в шесть утра, – проворчал Ватутин.
– Что, скучаешь по той жизни? – усмехнулся Стерн.
– Просто сегодня работать все равно не смогу. Поясницу ломит страшно. Вчера под дождем наворчался с вонючими ящиками. Застудил, видно. И еще это…
Ватутин показал Стерну тыльную сторону ладоней. Руки в мелких порезах, свежих розовых волдырях, кожа глубоко исколота рыбьими плавниками.
– Что у мальчика пальчик заболел? – усмехнулся Стерн. – Ты это забудь: не могу работать. У нас дел осталось – всего ничего. А дальше у тебя начнется другая жизнь. Представь: побережье теплого моря, желтый песок, синее небо. Италия или Северная Африка, но только не Алжир. Красивые женщины, белый пароход. Это ведь то самое? О чем ты мечтаешь?
– То самое, – кивнул Ватутин. – О чем еще человек мечтать может? Море, пароход, женщины. А вы сами там были, ну, в Северной Африке?
– Был, – Стерн говорил и жевал тушенку с хлебом. – В Алжире был. Но попал туда не для того, чтобы на море смотреть. Чтобы деньги зарабатывать. Это были не лучшие времена и для меня и для той страны, где я оказался. Людей тогда мочили пачками. Как скотину. Крови во всех глухих деревнях было по колено. Мусульмане резали православных и вообще… Кого придется. Но платили неплохо.
– А женщины там как, красивые? – Ватутин не услышал или не захотел услышать последних слов Стерна о крови.
– Лично мне как-то не до женщин было, – ответил Стерн. – Короче, в те времена там правили бал отряды исламистов. Они действовали не в городах, а в сельской глубинке. Вооруженные группы от пяти до пятидесяти человек. По-русски говоря, бригады или банды. Если какая-то женщина нравилась этим парням, они просто ее брали. Трахали прямо на улице. Могла таскать за собой неделю-другую. Такие женщины у них называются женами для удовольствия. Этот обряд исламисты переняли у шиитов.
– И что потом? Этих женщин отпускали?
– Нет, – Стерн вылизал банку хлебной коркой. – После того, как женщину имеет целая бригада, она, эта женщина, становится низшим существом. Презренным, лишенным прав. Хуже рабыни, хуже собаки. Женам для удовольствий живым отрезали головы. И делали это публично, скажем, на сельской улице или площади. А потом выбирали себе новую жену из местных. Молодую, самую красивую.
– Почему такие вещи творятся в Алжире?
– Там мусульмане пришли к власти законным путем, выиграли выборы в парламент, а военные отобрали у них победу. Отменили второй тур выборов. Исламисты ответили массовым террором и утопили страну в крови. Сначала мочили госчиновников, военных, полицейских, иностранцев. А потом просто кого попало. До сих пор так. Десятки тысяч людей погибли, не поймешь за что.
– Значит и вы…
– Я не принимал участие в карательных акциях против мирного населения. Я делал другие дела, для которых нужен опыт, квалификация, главное, мозги. Голова на плечах, а не кочан капусты. – А вы побывали во многих странах?
– Да, поездил по миру, – ответил Стерн. – Будет время, расскажу что-нибудь интересное.
Стерн допил кофе, сунул ноги в резиновые сапоги с коротко обрезанными голенищами, заправил в них брюки. Поднялся на ноги, надел черную рубашку, пиджак, натянул на голову потрепанную серую кепку шестиклинку, забытую кем-то из прежних обитателей бытовки.
– Поедете на «МАЗе»? – спросил Ватутин.
– «МАЗ» не должен выезжать с этой территории до того дня, когда мы устроим небольшой фейерверк, – ответил Стерн. – Я пешком до трассы. Тут семь километров ходу. А там сяду на попутку. К обеду буду на месте. Договорюсь насчет транспорта, вернусь вечером и привезу последние две тонны окуня.
Стерн сделал несколько шагов вперед, остановился на пороге, обернулся.
– Ты натри ладони облепиховым маслом, вон у деда сторожа пузырек в холодильнике остался, – сказал он. – И начинай работу. На территорию никого не пускай. Если кто спрашивать будет, пусть позже придут, вечером. Или завтра утром. Когда я вернусь. Вопросы есть? Вот и ладно.
* * *
Чебоксары. 17 августа.
Стерн добрался до города около трех часов, но не поспешил на склад. Он зашел в рабочую столовую, поставил на поднос двойную порцию гуляша, яичницу из трех яиц, компот и пару салатов. В мятом пиджачке, заляпанных грязью сапогах с обрезанными голенищами, серой кепчонке, козырек которой наползал на брови, Стерн напоминал слесаря с ближнего автокомбината или водилу дальнобойщика, решившего основательно заправиться перед дальним рейсом. Покончив с обедом, составил на поднос грязную посуду, вышел из столовки, свернул за угол и по кривому переулку, застроенному старыми деревянными домами, неторопливо зашагал в сторону городского центра. Дождь прекратился, дышалось легко. Завернул в пустой от людей сквер, Стерн, постелив на мокрую скамейку газету, сел, вытащил из кармана трубку мобильного телефона. По памяти набрал номер директора «Амфоры» Альтовой.