157 
– До-до… Дошло.
– Попытаешься выбраться в коридор или раскроешь пасть, я отстрелю тебе обе руки. Останешься нищим, потому что нечем будет зарабатывать на жизнь. Кстати, член тоже отстрелю. Чтобы не плодил уродов. Понял, гнида?
– По-по… Понял.
Архипов еще раз ткнул стволом в шею, чтобы Эдик кожей почувствовал холод вороненой стали, вышел в коридор и закрыл дверь в ванную, подперев ручку стулом. Он свернул в большую комнату, обставленной итальянской мебелью в стиле модерн, но Евы здесь не оказалось. Архипов снова вышел в коридор, толкнул следующую дверь и оказался в спальне. Окна занавешены плотными шторами, в комнате интимный полумрак. Фридман лежала на кушетке, обитой гобеленовой тканью. Больная нога задрана на спинку, шелковый халатик распахнут, видна обнаженная грудь. Архипов подошел к окну, отдернул занавески.
Фридман, запахнув полы халата, села, свесив босые ноги.
– Прошу прошения, – сказал Архипов. – Кажется, я испортил сеанс эротического массажа. Что поделать, я всегда появляюсь не вовремя.
Фридман, откинув со лба прядь волос и округлив глаза, следила за незваным гостем, вспоминая, что следует говорить в подобных случаях. Но все нужные слова выветрились из головы. Архипов, придвинув ногой стул, опустился на мягкое сидение и осмотрелся. Комната метров тридцать. Стены обиты розовым шелком с порхающими красными бабочками, бронзовые светильники с красными колпаками, кровать с высокой белой спинкой, на потолке укреплено круглое трехметровое зеркало. Два столика, заставленные высокими китайскими вазами. Возле окна продолговатый аквариум с пузатыми золотыми рыбками, в дальнем углу двухметровые настенные часы в корпусе красного дерева. Над кроватью картина в серебряной раме с какой-то порнографической мазней. Интерьер элитного публичного дома, – решил Архипов.
– Игорь, это ты? – Фридман прижала руки к груди, пытаясь сыграть удивление или радость. – Я не сразу узнала тебя в этой нелепой куртке и в этом… В этом картузе. И еще с пистолетом. Зачем тебе оружие?
– Для понта.
– А где Эдик? Что ты с ним сделал?
– Твой массажист немного испугался моей пушки. И у него случился, ну, как бы это сказать… Случился приступ недержания. Сейчас он в ванной. Приводит себя в порядок и застирывает красные трусы.
– Господи… Вот уж не думала, что когда-нибудь мы снова…
– Вот уж не думала, – передразнил Архипов. – Конечно, не думала, иначе лучше бы заботилась о своей безопасности.
– Не понимаю… Но в газетах писали…
– Да, знаю, – махнул рукой Архипов. – Писали, что я сдох. Моя художественная богадельня сгорела и я вместе с ней. Но твои партнеры по бизнесу, например, Панов другого мнения. Он уверен, что я жив, но где-то прячусь вместе с деньгами.
– Панов? Впервые слышу.
Архипов приподнял руку с пистолетом и дважды нажал на спусковой крючок. Две фарфоровые вазы, по виду самые дорогие, разлетелись в мелкие осколки. Фридман прижала ладони ко рту, чтобы не закричать.
– Я пришел поговорить по существу, а не выслушивать вранье.
– Хорошо, чего ты хочешь? – Фридман прищурилась, как дикая кошка.
Глава двадцать пятая
Бирюков добрался на дальнюю городскую окраину в первом часу дня, но место, трехэтажный выселенный дом, о котором говорил Панов, нашел не сразу. Машину пришлось оставить в незнакомом дворе, оттуда топать пешком через пустой сквер, заросший чахоточными деревцами. Дальше тропинка, петляющая по дну неглубокого оврага, повела вдоль сплошного забора, огораживающего строительную площадку. Виднелась стрела башенного крана, пыхтели экскаватор и грузовик, вставший под погрузку, вдалеке слышались человеческие голоса. Тропинка пошла наверх по склону, овраг закончился, забор остался позади. Бирюков вышел на пустырь, напоминающий поле битвы, оставленное войсками. Глубокие ямы и воронки, поломанные деревья, груды мусора и битого кирпича, земля, перепаханная тяжелой техникой, кажется, еще дымилась. На днях здесь снесли несколько шлакоблочных лачуг, бывшее заводское общежитие, и со дня на день, огородив площадку забором, должны выкопать котлован под новую бетонную коробку.
Неопределенного цвета трехэтажный дом с облупившейся штукатуркой и обвалившимися балконами, стоял слева, наискосок от будущей стройки. По другую сторону пустыря разрослись березы, за которыми угадывались контуры старых пятиэтажек. Панов оказался прав: место открытое со всех сторон, незамеченным к дому не подобраться. Прыгая через рытвины и лужи, Бирюков кое-как выбрался на сухое место, здесь были разбросаны доски и секции забора, по этому деревянному настилу можно, не промочив ноги, дойти до места. Он остановился, оглянулся назад: никого.
157 
