– И как это понимать? – спросил он.
– Менты получили наколку от осведомителя, что в деревенском доме я спрятал поддельную валюту. И нагрянули с обыском. Но до их появления я сумел спалить все твои фантики в камине. А деньги… Я их получил после выставки картин русских художников, которая состоялась в Германии. Мой агент удачно продал около сотни картин. Поэтому я стал немного богаче.
– Ты, я вижу, стал не богаче, ты стал тупее бабьей жопы, – усмехнулся Панов. – Если тебе открутить башку, ты, наверное, даже поумнеешь. Глазам своим не верю… Принести в эту клоаку четыреста штук наличными. Это даже не фантастика, это что-то из ряда вот… Тебя хоть поставили на учет в дурке?
Ищенко засмеялся собачьим лающим смехом.
– Я хочу знать, на что ты рассчитываешь? – не унимался Панов.
– Я думал, это будет честная сделка, – ответил Бирюков. Спросив разрешения, он поднял пачку сигарет, закурил, украдкой посмотрел на часы: четверть второго. – Думал, что я покупаю у тебя жизнь своего отца. Ты отпускаешь его, забираешь деньги и уходишь. Мы разойдемся навсегда, ты никогда больше обо мне не услышишь. Твое имя я не вспомню даже во сне.
Панов наморщил лоб. Со стороны казалось, что он напряженно обдумывает ситуацию.
– Хорошее я выбрал место для душевного разговора, – сказал Панов.
– Неплохое, – согласился Бирюков. – Дерьмом воняет. А так ничего.
– Это для тебя дерьмом воняет, пылью, крысами, – Панов как-то грустно улыбнулся. – А для меня это не помойка, а запах детства. Я родился и жил до шестнадцати лет в той общаге, которую неделю назад сровняли с землей. Я поименно помню всех людей, кто жил в этом доме, в этих квартирах. Так-то вот, братан, я как будто в детстве побывал… Да, грустным было мое детство. И юность тоже так себе, хреноватая.
– Как же с моим отцом?
– Никак. Не задавай вопросов, мы не в ментовке. Я вот думаю, какое удовольствие тебе доставить перед смертью. Сигарету ты уже выкурил… Хочешь, сыграем в карты на интерес. Правда, денег у тебя теперь уже нету. Ну, давай так: проигравший моет ноги победителя.
– И пьет воду? – спросил Бирюков.
Ищенко снова надрывно засмеялся. Панов поморщился, поняв, что время пустого базара кончается и пора переходить к делу. Ногой он отодвинул в сторону сумку. Шагнул к Бирюкову, встал в пол-оборота и прошипел, брызгая слюной.
– Ты говоришь: отпусти. Говоришь: не вспомню. А что мне делать с Архиповым? Как с ним быть? Ему тоже память кирпичом отшибет? Ты решил, что я лох и поверю, что твоя паршивая мазня где-то в Германии продалась за такие бабки? Четыреста штук – это баксы Архипова. Ну, как быть с ним?
Панов ребром ладони наотмашь ударил по горлу слева. Удар оказался таким предательски неожиданным, что Бирюков не успел поднять предплечья, чтобы защититься. И через мгновение получил чашечкой ладони по уху. В голове что-то щелкнуло. Следующий удар основанием кулака прошел снизу вверх, по губам, по носу. Бирюков почувствовал сладковатый вкус крови. Панов, отступив на полшага, провел удар по дуге в челюсть, но Бирюков, прижавшись спиной к стене, выставив предплечья, сумел закрыться. Лишь локоть скользнул по виску. Панов ударил левым локтем, снизу вверх, по рукам, защищавшим лицо.
– Как же быть с Архиповым? – закричал он. – Я не слышу? Как с ним быть? Пусть живет дальше?
Отступив еще на полшага, Панов выбросил вперед ногу, носком ботинка нанес удар чуть ниже правого колена. Бирюков пошатнулся, прижал ладони к стене, стараясь не упасть. Но Панов, хорошо поднаторевший в жестоких тюремных драках, вскинул колено левой ноги и ударил в живот, выше лобковой кости. Бирюков понимал, что долго на двух конечностях ему не выстоять, мир шатался и плыл перед глазами. В следующую секунду он получил твердым рантом ботинка по голени, вскрикнул от боли, согнулся и пропустил прямой встречный удар кулаком в левую бровь. Видимо, бил Ищенко, которому невмоготу стоять в стороне, когда можно со вкусом, со знанием дела, забить человека, медленно превращая свою жертву в мешок с переломанными костями.
Кожа лопнула, кровь брызнула на плащ, залила лицо. Бирюков упал на колени. Чья-то подметка въехала ему в грудь, явственно слышно, как затрещали ребра. Он упал боком на пол. Оттолкнулся одной рукой, пытаясь подняться, и снова упал. Панов пару раз врезал под ребра, наступил ботинком на пальцы, выдержал паузу и снова наступил.
– Как же с Архиповым? – проорал Панов. – Он жив? Говори, тварь, это твой последний шанс. Говори.