– Не люблю я ждать, – рядом остановился Федоренко, протянул прокурору раскрытую пачку сигарет. – Это ожидание расхолаживает моих парней.
– Скоро тронемся, – отозвался Липатов.
***
К Обухово автобус подъехал без четверти десять. Капитан Федоренко, решив действовать быстро и без лишней шумихи, приказал водителю не въезжать на единственную сельскую улицу, остановиться в лесополосе, которая начиналась у самой деревни. Машину надо подать к дому в самый последний момент, по сигналу, когда Бирюков будет упакован. Дом Рыбина, стоявший на высоком месте, окруженный высоким сплошным забором, хорошо просматривался с любой точки. Милиционеры разбились на две тройки. Первая группа пройдет улицей и ворвется на участок через калитку или перелезет забор. Вторая группа будет прикрывать тыл, проникнув на участок с задней стороны, займет позицию под окнами, чтобы отрезать Бирюкову пути к отступлению.
– Начинаем одновременно, – сказал Федоренко, обращаюсь к лейтенанту Карасеву, группа которого отрезала путь вероятного отступления Бирюкова. – Ориентировочно ты будешь на месте через двенадцать минут. Встаньте у забора, не выключай рацию и жди команды. Этот Бирюков может быть вооружен, и чего от него ждать, сам черт не знает. Оружие держать наготове. И в случае чего…
– В случае чего? – переспросил дотошный Карасев.
– В случае того, – отмахнулся Федоренко.
– Товарищ капитан, – не отставал Карасев. – Надеюсь, у нашей операции будет название. А то без названия как-то ни того… Предлагаю назвать ее, скажем, «Багратион».
Оперативники засмеялись.
– Все, отставить шуточки, – Федоренко начинал злиться. – Бегом марш.
– Слушаюсь, – отозвался Карасев.
Липатов присоединился к первой группе. Оперативники вошли в деревню и неторопливо, давая время второй группе занять исходную позицию под окнами, побрели вдоль улицы, перебрасываясь шуточками. Выгадывая время, они завернули в деревенский магазин, бедную избу, где половину длинного, во всю стену, прилавка забили рыбными и мясными консервами, а вторую половину отдали под дешевое вино сомнительного происхождения. В магазине пахло селедкой, бумажные липучки, свисавшие с потолка, были обвешаны гроздьями засохших мух. Федоренко не придумал ничего умнее как спросить заспанную продавщицу, десять минут назад открывшую свое заведение, нет ли в продаже свежей колбаски.
– И несвежей нет, – продавщица, расценив вопрос посетителей как неудачную шутку, распахнула в зевке глубокую пасть. Осуждающе покачав головой, стала засовывать руки в рукава несвежего халата. – Вон вино есть. Хорошее. Мужики берут.
– Вином не интересуемся, – ответил Федоренко, и опера один за другим вышли из магазина.
Вторая группа оперативников, пробежав краем березовой рощи, оказалась с задней стороны забора через десять минут. Карасев, как приказано, вытащил коротковолновую рацию из внутреннего кармана и стал ждать приказа. Рация потрескивала, пищала тихо и жалобно, как слепой котенок.
Бирюков, собираясь к отъезду, краем глаза увидел за окном какое-то движение. Не сразу поняв, что происходит, он прижался плечом к простенку, выглянул на улицу. Какой-то незнакомый мужчина ловко перемахнул через двухметровый забор. Видимо, с другой стороны его напарник, согнувшись, подставил спину, на которую вскарабкался человек. И, зацепившись за верхнюю перекладину, оказался уже по эту сторону забора. Менты… Бирюков, отступив от окна, с тоской посмотрел на дорожную сумку, набитую фальшивой валютой. Он выскочил в сени, потянул до упора задвижку двери. Влетел в комнату, захлопнул вторую дверь, повернул ключ в замке. Через несколько секунд забарабанили тяжелые кулаки.
– Открывай, милиция, – орал чей-то пронзительный голос. – Открывай, слышишь. Мы знаем, что ты в доме. Иначе ломаем дверь.
Бирюков упал на колени, распахнул нижние дверцы буфета, вытащив бутылку керосина с глубоко сидящей в горлышке бумажной затычкой. Через минуту в камине загорелся огонь. Бирюков бросился к окну, калитка уже была распахнута настежь. По ступенькам крыльца топали башмаки непрошеных гостей.
– Открывай дверь, придурок. Милиция.
Бирюков перевел дыхание. У него в запасе несколько минут. Дядька Николай Рыбин неизвестно ради чего поставил на все окна дома кованые решетки. То ли мастером двигала бескорыстная любовь к металлу, то ли зимой, когда талантам не находилось применения, он просто баловался в кузнице в свое удовольствие. Воров в Обухове не водилось, а если бы такие и нашлись, они ничем кроме картошки не поживились в доме Рыбина. И вот эти решетки на окнах сослужили добрую службу. Кто-то снизу кинул в окно камень. Стекло, зазвенев, разлетелось в мелкие осколки. Бирюков прижался спиной к простенку. Огонь в камине быстро разгорался, пожирая бумагу.