89 
– Доброго вам здоровичка, – ответил старик в пижамной куртке с загипсованной рукой.
– Проходи, Аркаша.
На дальней кровати у окна зашевелился сосед старика, мужчина с задранной кверху ногой, покрытой короткой простынкой. Приподнявшись на локтях, он закивал Розову головой.
– А, вот ты где спрятался.
Переложив пакет из руки в руку, Розов прошел вдоль кроватей до самого подоконника и, увидев пустой стул, придвинул его к изголовью кровати, но тут споткнулся, едва не разлив на пол содержимое эмалированной «утки».
– А ты сильно изменился, – вырвалось у Аркадия Семеновича, когда он, наконец, сев на стул, разглядел брата, сильно похудевшего, бледного в несвежей больничной рубашке на завязках. – Ты вес сбросил. Но тебе всегда шла худоба.
– Что, на черта похож? – спросил Николай Семенович. – У меня тут, как видишь, зеркала нет. Поэтому верю тебе на слово.
– Про черта я ничего не сказал, – ответил младший брат, поставил пакет на пол и удобнее устроился на стуле. – Просто не успел ничего такого сказать.
– У меня просьба к тебе, – здоровой рукой брат взял с тумбочки листок бумаги с накарябанным на нем телефоном, протянул бумажку гостю. – Вот, позвони Маше. Ты её помнишь, моя подруга. Скажешь, чтобы сюда она больше не ходила. Не хочу, чтобы она видела меня в таком состоянии. Я сам себя испугаюсь, когда увижу, – Николай Семенович ощупал ладонью похудевшее лицо. – Скажи, что у нас карантин. Сюда нельзя приходить недели три. Хотел вон его попросить, чтобы позвонил, – Николай Семенович кивнул на старика с загипсованной рукой. – Но уж коли ты пришел…
– Без проблем, – Аркадий Семенович сложил бумажку вчетверо, привстав со стула, сунул её в задний карман брюк. – Что врач-то говорит?
– Врач? – переспросил брат. – Недавно обход закончился. Но врач и сегодня ничего не сказал, темнит что-то. Он вообще от меня морду воротит после того, что обо мне в газете пропечатали. Принимает меня за какой-то отброс общества. Да, не знаю, за кого он меня принимает, но разговаривать он почти перестал.
– Ты, пока тут лежишь, сделался знаменитым, – кивнул Николай Семенович. – Это же надо такое выдумать: ты связан с бандитами, с мафией.
– Как только выйду отсюда, я на эту подтирку в суд подам, – сказал Николай Семенович постным голосом и стало ясно: в суд он подавать не собирается. – Пусть напечатают опровержение и заплатят мне хотя бы символическую сумму за моральный ущерб.
– Ты знаешь, если бы не эта газетка, короче, я не знал, где ты находишься, – Аркадий Семенович улыбнулся. – И никто не знал, где тебя искать. Ты просто исчез – и все. И вдруг эта публикация. Вообщем нет худа без добра. И не расстраивайся – любая газета живет только один день. Кто вспомнит об этой грошовой заметке через неделю, через месяц? Все пустое. – Может, ты и прав, – Николай Семенович кивнул. – Аркаша, мне тут плохо. Совсем плохо. Я весь извелся, я больше не могу лежать на спине. Она болит, вся занемела. Тут в матрасе какие-то насекомые, они меня кусают ночами. Я не могу заснуть и снотворное не помогает. Я хочу помыться.
– Ну, потерпи, – Аркадий Семенович искал слова утешения. – Потерпи, теперь дела на поправку пойдут. Вот весна пришла, – он показал пальцем в переплет окна, там, за стеклами, набегали друг на друга серые мглистые тучи, напоминавшие о скором снегопаде. – Хоть и погода так себе, – он повел носом, почуяв не сладостный аромат просыпающейся природы, а лишь запах нечистот. – Но воздух уже весенний. Весной мы себя чувствуем бодрее. Вот посмотришь, станет легче. Может, поговорить с врачом? Договориться с сиделкой, чтобы тебя помыла?
– Сволочи они, эти сиделки, потаскушки, им не до больных, – Николай Семенович запустил пятерню в слежавшиеся волосы, почесал голову. – Запираются ночами в ординаторской с какими-то кобелями, только слышно, как диван скрипит. Им не до больных. За мной он ухаживает, – Николай Семенович снова кивнул на старика со сломанной рукой. – Я ему свой завтрак и обед отдаю, а он меня бреет, умывает. А сегодня утром мне грудь губкой протер. Без него я бы тут завшивел. А здешний обед я все равно жрать не могу. Суп из капусты с какими-то ошметками и плов без мяса. А ему даже нравится, – он показал пальцем на старика. – Ведь тебе нравится обед, дядя Петя?
Старик, продолжавший неподвижно сидеть на своей кровати, подтверждая услышанные слова, застенчиво улыбнулся.
– Видишь, ему нравится, – Николай Семенович вытер намокший нос кулаком. – Ему нравится, а я здесь просто подыхаю. Вон туда, в тот угол посмотри, – он понизил голос до шепота. – Туда положили доктора физико-математических наук профессора. Множество печатных трудов, книги, монографии издал, трактаты какие-то, вообщем, мировое светило. Но между нами: полный мудак. Ему тоже здесь нравится. А до профессора на той кровати бомж лежал, его выписали. Бомжу тоже здесь нравилось. А я, Аркаша, натурально загибаюсь. Мне кажется временами, что у меня гангрена. Посмотри мою ногу, пожалуйста. Старик её уже смотрел, но он ничего не смыслит. А врач молчит. Ты посмотри.
89 
