– И тем, кто считает, что этот конфликт не должен рассматриваться как противостояние абсолютно правых абсолютно не правым, – говорил Бронсон Алькот, – я посоветую с холодной объективностью взглянуть на проблему рабства. Даже сочувствие к тем, кто боролся за рабство, желание оправдать их, должно рассматриваться как измена родине, как жесточайшее из преступлений.
Люси, которая сотни раз слышала подобные рассуждения, с трудом сдерживала зевоту. Она подняла руку ко рту, пытаясь скрыть зевок. Затем снова посмотрела на Хита. Заметив, что он не сводит с нее своих голубых глаз, Люси долго смотрела на него, и когда на его губах появилась едва заметная улыбка, она не смогла удержаться и улыбнулась в ответ. А в это время в дискуссию вступил мистер Эмерсон. Как всегда, он полностью завладел вниманием слушателей:
– Мы не должны, да и не можем снисходительно относиться к южанам, если хотим сохранить верность идеалам, за которые воевали. Нам нужно было идти до конца, загнать их в угол и не заключать мира. Война не игра. Нельзя жалеть противника, иначе как смотреть в глаза людям, которые защищали нас.
– Нельзя жалеть? – робко повторил Лукас Кэлдуэлл. – Но разве не мы должны…
– На войне люди делаются чище и справедливее, они стряхивают с себя бремя условностей и жалости, – решительно парировал Эмерсон. – В каком-то смысле война даже полезна. Она помогает людям, в особенности молодым, поверить в свою правоту, вот почему я всегда призывал молодых парней к борьбе.
Неожиданно обманчиво мягкий голос возразил:
– Вы не правы, сэр. Война обкрадывает человека, она отнимает у него самое главное: человечность. – Все повернулись в угол, где сидел Хит Рэйн. Не меняя ленивой позы, как всегда улыбаясь краешком рта, с еще большей мягкостью в голосе, он продолжал:
– Конечно, вам легко отправлять юнцов на войну, когда вы сами слишком стары, чтобы держать в руках оружие, а ваш сын еще совсем ребенок. Легко отправлять их в львиное логово, когда они безоговорочно верят вам.
Когда прошел первый шок, в гостиной поднялся шум. От волнения Люси схватила передник и сжала его в руках. Она смотрела на Хита не отрывая глаз. Ее охватили жалость и страх за него. Никто еще не осмеливался сказать Эмерсону, одному из самых уважаемых жителей города, что он не прав. И никто никогда бы не посмел назвать его трусом. «Что же ты натворил?» – молча сетовала Люси. Как бы ей хотелось повернуть время вспять и закрыть упрямому конфедерату ладонью рот, до того как он успел произнести эти слова.
– Война проверяла людей на честность, – сказал Эмерсон. Его стареющее лицо побелело от гнева. – Она стала для нас школой жизни. Воюя с мятежниками, северяне доказали свою моральную целостность, они отвоевали свое право на жизнь.
– Вот именно, мистер Рэйн, – в разговор вмешался Даниэль, его усы смешно топорщились, когда он говорил, – это были отличные ребята, которые погибли из-за наглой самонадеянности южан, начиная с отделения Южной Каролины.
– Южная Каролина отделилась, – прервал его Хит, – потому что вы провели границу и не позволяли нам переступать ее.
– Как я уже сказал, – жестко отрезал Даниэль, – из-за самонадеянности южан. Все дело в том, что в Южной Каролине все-таки переступили эту черту, хотя вы все прекрасно знали, чем это могло обернуться. А теперь тысячи наших ребят лежат в могилах.
– Да, и в два раза больше южан, – последовал спокойный ответ.
– Могилы необразованных мятежников. Как однажды сказал мистер Эмерсон, гибель всего штата Южная Каролина не сравнится со смертью одного гарвардца, – ухмыляясь произнес Даниэль и замолчал.
Лицо Хита побледнело.
– В Южной Каролине много хороших людей, среди них есть и те, которые окончили Гарвард, мистер Коллиэр, – сказал Хит, странно улыбаясь.
С этими словами он вышел. После этого собрание стало больше напоминать толпу, где каждый старается перекричать друг друга. Люси выскользнула из кухни и через заднюю дверь выбежала из дома. Она чуть не упала, перебегая улицу.
– Хит, остановитесь! Да подождите же.
Хит остановился, медленно повернулся к ней. На его лице не осталось и следа от волнения и возмущения, которые недавно переполняли его.
– Вы были правы, – сказала Люси задыхаясь. – Все, что вы сказали, чистая правда, но вы должны быть осмотрительнее. Вы же прекрасно знаете, как они относятся к войне и как они уважают мнение мистера Эмерсона. Никто не может сказать мистеру Эмерсону открыто, что он не прав.