Особенно,... 
67 
Тень улыбки скользнула по хорошенькому личику Корделии.
– Нет-нет, Гонорина, не надо льстить мне, чтобы успокоить. Ты же всегда говорила, что дорога в ад вымощена не добрыми намерениями, а фальшивыми комплиментами. А сама…
Гонорина с удивлением посмотрела на Корделию, осознав, что девушка верила практически каждому ее слову.
– Да я и не льщу тебе вовсе. Ты действительно выглядишь великолепно в этом платье.
Корделия засмеялась.
– Во всяком случае оно мне впору, это все, о чем я могла бы мечтать.
Но Гонорина заметила, как Корделия украдкой еще раз глянула в зеркало.
– Оно не просто тебе впору, – настаивала Гонорина, расправляя рукава на платье. – Могу сказать тебе твердо, что моей племяннице не хватало… Ну, скажем, некоторых выпуклостей, чтобы выглядеть так.
Гонорина остановила свой взор на шали, скромно прикрывающей плечи и грудь, концы которой были связаны узлом у корсажа.
– Правда, если мы хотим совсем обезоружить слушателей, надо скорее воспользоваться прелестями твоей фигуры. – Гонорина развязала ленточку и бросила шаль на кровать.
– Гонорина! – возмутилась Корделия и закрыла руками грудь.
– Ни одна женщина в Лондоне сейчас не наденет шаль на вечернее платье. – Гонорина широко улыбалась. Она перекинула на белоснежное плечо один из туго закрученных локонов. – Кроме того, нам сегодня понадобится все то, что способно отвлечь внимание.
Корделия нагнулась и взяла с кровати шаль, театрально вздохнув при этом.
– Эта причина недостаточно весома для того, чтобы я сегодня за ужином выглядела как куртизанка.
Гонорина усмехнулась.
– Я не ношу шаль. Я что, похожа на куртизанку?
Корделия нахмурилась.
– Ты знаешь, я не имела в виду… ну… ведь ты вдова и можешь одеваться более…
– Откровенно? – спросила Гонорина, в удивлении подняв брови.
– Как подобает более зрелой женщине. В любом случае дочь викария должна держаться соответственно. – Она опять накинула на плечи шаль с забавным выражением высокомерия. – Ты знаешь, у меня своя точка зрения.
– Глупости. – И Гонорина снова ухватилась за шаль. – Ты молода. У тебя прекрасная фигура, и надо подчеркивать это при каждом удобном случае.
Гонорина поднесла шаль к лицу и вдруг вспомнила свою молодость, когда она была лишь дочерью портного. В те годы она старательно избавлялась от шали, но ее всегда считали слишком смелой, и время не истребило ее страсти к волнующим экспериментам.
Улыбка на ее лице угасла. Но жизнь, состоящая из приемов и вечеров, гости до глубокой ночи, а потом одиночество по утрам, давно потеряла для нее былую привлекательность. Становясь старше, она подчас думала, а не лучше ли было просто прожить с любимым человеком, какое бы, пусть даже самое скромное, положение он ни занимал.
Да, но на этом все ее мысли, как обычно, обратились к Освальду, и она поставила точку, чтобы выбросить их подальше из головы.
Понимая, что Гонорина погружена в размышления, Корделия снова взяла шаль и в нерешительности посмотрела на нее.
– Отца скорее всего хватит удар, если я явлюсь к ужину без шали.
– Зато его светлость не сможет этого не заметить.
К неудовольствию Гонорины эти слова возымели совсем противоположное действие, чем то, на которое она рассчитывала.
Глаза Корделии стали круглыми, и она в ярости повязала себе на шею шаль, затем аккуратно расправила концы, чтобы закрыть грудь.
– Да, он заметит и будет считать, что это самый низкий флирт.
Гонорина пожала плечами.
– Пожалуйста, тогда носи это на здоровье. – Она выразительно замолчала. – Хотя я думаю, что ни жена, ни дочки судьи не наденут шалей, да и невеста регента тоже. – Она взяла ленту из рук Корделии и стала привязывать ее к концу шали. – Конечно, его светлость будет слишком вежлив для того, чтобы заметить их э-э… прелести.
Глаза Корделии сузились, и она взяла концы ленты из рук Гонорины.
– Ты говоришь, слишком вежлив? – Она взглянула на шаль, минутку помедлила и, произнеся никак не вязавшееся с обликом дочери викария громкое проклятие, сорвала с шеи шаль и бросила ее на туалетный столик.
– О милое дитя, – сказала Гонорина. – Через неделю-другую каждый мужчина в Йорке будет у твоих ног.
Корделия округлила глаза, взяла из рук Гонорины веер и раскрыла его.
– Тогда хорошо, что я здесь не останусь. Мужчины у ног – это так утомительно и скучно.
Гонорина улыбнулась и жестом показала на дверь. Она знала наверняка, что одного мужчину она все-таки хотела иметь у своих ног – самого лорда Веверли. Гонорина четыре дня наблюдала за тем, какие взгляды бросала на его светлость Корделия, когда, как ей казалось, никто этого не видит, и как румянцем заливалось ее лицо, когда он заговаривал с ней низким хрипловатым голосом.
67 
