Особенно,... 
74 
– Если вы отмените заказ, Тимонину все равно не жить. Тут дело уже не в деньгах. Дело во мне самом.
– Всего наилучшего.
Чтобы избежать рукопожатия, Казакевич махнул рукой, выплюнул окурок и зашагал к машине. Он решил, что сейчас самое время проведать Ирину Павловну, жену Тимонина.
* * * *
Пострадавших в авиационной катастрофе привезли в ближайшую больницу в пригороде Калязина Тверской области. Шлакоблочное двухэтажное здание лечебницы было старое, сырое, давно не знало ремонта. В больнице имелось всего две одноместных палаты. Одна из которых досталась пожарному полковнику, по местным понятиям очень большому начальнику. Во вторую одноместную палату поместили Тимонина. Правда, произошло это не сразу.
Тимонин оказался самым легким больным, отделался несколькими порезами, синяками и сотрясением мозга. Но слух о его геройстве быстро распространялся из коридора в коридор, из кабинета в кабинет благодаря пожарному полковнику, не жалевшему похвал и превосходных степеней. О Тимонине, по прибытии кое-как перевязанном, брошенным и забытым, вскоре вспомнили. Он не успел пролежать и часа в тесной, заставленной кроватями общей палате на десять рыл.
Едва здешнему начальству стало известно о подвиге Тимонина, спасшего от гибели пожарного полковника и молодого кандидата наук эколога Демьянова, бремя славы тяжелым кирпичом свалилось на героя.
В общую палату пришли директор и главный врач. Они ещё раз внимательнейшим образом осмотрели Тимонина, распорядились сменить повязки, только что наложенные на порезанную грудь и плечи. Приказ был незамедлительно исполнен старшей сестрой Раисой Сергеевной Сомовой. Тимонина посадили над тазиком, вымыли мокрой губкой. Смазали кожу зеленкой и какой-то вонючей мазью, наложили новые повязки. Затем у героя отобрали только что выданные ему дырявые больничные лохмотья. Переодели в чистую, почти новую пижаму. Кажется, женскую, с выточками на груди, белую, в розовый мелкий цветочек.
Несмотря на яростные возражения Тимонина, врачи и сестры подняли его на руки, переложили на каталку, перевезли в дальний конец коридора, в палату номер четырнадцать. Длинную комнату, чисто вымытую и обставленную по первому разряду: железной кроватью с мягкой сеткой, тумбочкой и стулом. Тимонина сгрузили на матрас, застеленный белоснежной простыней с такой же белой заплаткой посередине.
Едва Тимонин перевел дух, как в палату вошла старшая сестра Сомова. Она поставила на тумбочку крупные садовые ромашки в двухлитровой банке с водой. Затем, ступая на цыпочках, удалилась и через пару минут вернулась со стаканом чая, домашним вареньем в блюдечке и тонко порезанным белым хлебом.
– Угощайтесь, пожалуйста, – сказала Сомова. – Главному врачу уже звонили из областной администрации. О вас спрашивали. И корреспондент из газеты звонил. Просил разрешения с вами встретиться. Но главный отказал. Поправится немного человек, а там посмотрим.
– Из газеты корреспондент? – захлопал ресницами Тимонин, страдавший жестокой аллергией на газетных корреспондентов.
– Заметку писать о вас будет. Но вы не волнуйтесь. Это потом, не сейчас.
Вот, дожил, о Тимонине уже из газеты спрашивают. Плохой знак. Видимо, полковник обзвонил, поднял на ноги все знакомое начальство. Возможно, именно он связался с редакцией. А может, подняли шум наверху, в Москве.
– У меня портфель был, – сказал Тимонин. – Не знаете, где он? И ещё штаны.
– Кажется, какой-то портфель в приемном покое стоял. И штаны там лежат. Вам вещи принести?
* * * *
Всю дорогу от люберецкой свалки до дома Ирины Тимониной Казакевич думал о том, как поступить с азербайджанцами. После разговора с Валиевым он впал в уныние.
Ясно, в чем-то сам Казакевич допустил ошибку, промазал. Возможно, азербайджанцы не те люди, любители, на не профессионалы высокого класса, как их представил посредник Маковецкий. Традиционно азербайджанцы доставляли в Москву наркотики растительного происхождения, толкали дрянь мелким и крупным оптом, даже в розницу. Это их ниша криминального рынка.
А заказные убийства – это не по азербайджанской части. Казакевичу даже не доводилось слышать об азербайджанцах киллерах. Впрочем, национальность тут роли почти не играет. Загвоздка совсем в другом. Как поступает человек, который собрался убрать своего врага или друга?
Есть примитивный бытовой способ. Ты выходишь на улицу и договариваешься с каким-нибудь алкашом, тот соглашается завалить твоего противника, условно говоря, за двести рублей. Алкаш получает столькник аванса. Находит собутыльника и перепоручает мокрое дело ему, отстегивая полтинник предоплаты. Собутыльник пропивает деньги и идет в милицию. Заказчика сажают.
74 
