Историю о том дождливом воскресенье он рассказывал, наверное, в тысячный раз, но вы не догадались бы об этом, глядя на него сейчас. Он сидел в кресле, улыбался своим воспоминаниям и произносил те же самые слова, что и всегда, используя старые отрепетированные жесты. Вот Лэнг изобразил жестом стук в его дверь. А я изумлялся, каким прожженным артистом он был — настоящим профи, который делал хорошее шоу независимо от того, состояла ли его аудитория из одного человека или из миллиона зрителей.
— …И этот «кто-то» не уходил. Он стучал и стучал. Тук-тук-тук. Честно говоря, я немного выпил предыдущим вечером, и, как вы сами понимаете, у меня адски болела голова. Я накрылся подушкой. Но назойливый посетитель не унимался. Тук-тук-тук. Поэтому я постепенно выбрался из постели. Могу поклясться вам, что делал это частями: сначала ноги, потом руки и так далее. Натянув одежду, я открыл дверь и увидел на пороге девушку — прекрасную девушку. Она попала под дождь и промокла насквозь. Ее можно было выжимать, но она, казалось, не замечала ничего вокруг. Девушка начала рассказывать мне о местных выборах. Такая эксцентричная речь! Должен признаться, я даже не знал, что проходили какие-то выборы. Тем не менее мне хватило ума притвориться, что я очень заинтересован ее агитацией. Я пригласил девушку в дом, угостил ее чашкой чая и уговорил просушить промокшую одежду. Так получилось, что я влюбился в нее. И вскоре мне стало ясно, что если я хочу еще раз увидеть ее, то должен взять одну из листовок и прийти в следующий вторник на встречу активистов местной партии. Что, в общем, я и сделал.
— И это была Рут?
— Да, это была Рут.
— А если бы она состояла в другой политической партии?
— Я отправился бы следом за ней и присоединился к любой из партий.
Он взглянул на меня и быстро добавил:
— Я мог бы и не состоять в ее партии. Просто мне хочется сказать, что мое политическое пробуждение длилось очень долго — не так легко менять свои взгляды. Моя вера в будущее Англии имелась уже тогда, но в то время она как бы дремала. Нет, я не стал бы присоединяться к любой партии. Но моя судьба сложилась бы иначе, если бы в тот день Рут не постучала в мою дверь… и не продолжала бы стучать.
— И если бы не было дождя.
— Не будь дождя, я нашел бы другой предлог, чтобы пригласить ее внутрь, — с усмешкой сказал Лэнг. — Я хочу сказать… Поймите, мой друг, я был не настолько уж безнадежен.
Улыбнувшись в ответ и покачав головой, я быстро сделал запись в блокноте: «Начало??»
* * *
Мы работали все утро, позволяя себе лишь короткие паузы для замены мини-дисков. В такие моменты я торопливо спускался на первый этаж — в ту комнату, которую Амелия и секретарши использовали как свой кабинет. Отдав записанный диск для распечатки, я быстро поднимался наверх. Так происходило дважды, и каждый раз при моем возвращении Лэнг сидел в той же позе, в которой я оставлял его. Сначала я подумал, что это проявление силы его сосредоточенности. Но затем мне стало ясно, что ему просто было лень шевелиться.
Я филигранно провел его через ранние годы, фокусируя внимание не столько на фактах и датах (Макэра собрал их должным образом), сколько на впечатлениях и физических объектах его детства. Половина дома в лейчестерском поместье. Личности отца и матери (строитель и учительница). Мирные ценности английской провинции шестидесятых годов, где единственными звуками по воскресеньям были звон церковных колоколов и гудки рожков на фургончиках с мороженым. Слякотные утренние игры в футбол в местном парке по субботам и долгие летние вечера у реки на крикетной площадке. Большой отцовский велосипед «Остин-атлантик» и его собственный первый трехколесник от фирмы Рэлайс. Комиксы «Орел» и «Виктор», забавные радиопостановки «Простите, но я прочитал это снова» и «Морская шутка». Финал мирового кубка 1966 года, автогонки «Зеткарс» и эстафеты «Приготовиться, внимание, старт!». Фильмы «Пушки острова Наварон» и «Продолжайте, доктор» в местном кинотеатре ABC. Театральная пьеса «Мой парень — конфетка» в исполнении Милли и синглы «Битлз» на гибких сорока-пятках, которые он крутил на «Dansette Capri» его матери.
Здесь, в кабинете Райнхарта, подобные мелочи английской жизни пятидесятилетней давности казались такими же старомодными, как безделушки, выполненные в жанре викторианской trompe I'oeil [19] (и столь же уместными, как вы могли бы подумать). Но мой метод таил в себе хитрость. И Лэнг, с его талантом сопереживания, тут же ухватил основную идею, поскольку мы детализировали не просто его детство, а детство каждого, кто родился в Англии в середине прошлого века и чья молодость прошла в семидесятые годы.