«Давай выпьем где-нибудь чаю», — предложил Рафаэль.
Мы дошагали до ресторана на Барклейс-корт, хотя нас вполне устроил бы и обычный киоск с холодными и горячими напитками. Рафаэль не сказал ни слова, пока не изучил непритязательное меню. Подозвав средних лет официантку в старомодных очках, он заказал себе чай «дарджилинг» и кексы.
Она бодро покивала: «Будет сделано, дорогуша» — и стала ждать моего заказа, постукивая карандашом по блокнотику. Я попросил то же, что и Рафаэль, хотя есть не хотел. Официантка все записала и удалилась.
Время было между обедом и ужином, поэтому ресторан стоял полупустой, а рядом с нами вообще никого. Мы сидели за столиком у окна, и Рафаэлю оставалось лишь направить все свое внимание на улицу, где мужчина старался вытащить из колеса детской коляски застрявшее там одеяльце, а рядом стояла женщина с малышом на руках и подсказывала мужчине, что делать.
Я сказал: «По моим воспоминаниям. Соня утонула ночью или поздно вечером. Но если так, то непонятно, что ты делал в доме в такой час. Папа сказал мне, что ты был у нас».
«Она утонула ближе к вечеру, часов в пять или шесть. Я задержался, чтобы сделать несколько телефонных звонков».
«Папа говорил, что ты, вероятно, связывался с Джульярдом».
«После того как тебе сделали предложение, я очень хотел, чтобы ты поехал туда, и всеми средствами старался поддержать эту идею. Мне и в голову не могло прийти, что кто-нибудь способен отказаться от приглашения в Джульярд…»
«Как они узнали обо мне? Я уже отыграл несколько концертов, но не помню, чтобы подавал заявление туда. Помню только, что меня пригласили там учиться».
«Это я им написал. Послал твои записи. Отзывы. Статью о тебе, которую напечатали в "Радио таймс". В Джульярде тобой заинтересовались и прислали анкету и форму для заявления, и я все заполнил».
«Папа знал об этом?»
И вновь на его лбу заблестели бисерины пота; на этот раз Рафаэль воспользовался салфетками, стоявшими в стаканчике на столе. Он сказал: «Я хотел показать ему приглашение уже оформленным, как решенное дело. Мне казалось, что, увидев готовое приглашение, твой отец согласится отправить тебя в Нью-Йорк».
«Но на это не нашлось денег», — с горечью подытожил я. И как ни странно, в этот миг я вновь почувствовал то жгучее, граничащее с яростью разочарование, вызванное знанием, что Джульярд недоступен мне, восьмилетнему мальчику, потому что нам не хватает денег, потому что в нашей жизни денег всегда не хватало и будет не хватать.
Следующая реплика Рафаэля удивила меня: «Деньги никогда не были решающим моментом в этом вопросе. Мы бы как-нибудь нашли нужную сумму. В этом я никогда не сомневался. К тому же тебе предложили стипендию. Однако твой отец и слышать не хотел, чтобы ты учился там. Он не хотел разделять семью. Я полагал, что его главной заботой были родители и что он не может их оставить, и поэтому предложил сам отвезти тебя в Нью-Йорк, чтобы все остальные могли не покидать Лондон. Но и это решение его не устроило».
«Так значит, это не из-за финансов? А я-то всегда думал…»
«Нет. В конечном счете дело было не в финансах».
Должно быть, на моем лице отразились растерянность и обида, потому что Рафаэль торопливо стал объяснять: «Твой отец считал, что тебе Джульярд не нужен, Гидеон, и я рассматриваю это как комплимент нам обоим. Он считал, что ты получаешь достаточно и здесь, в Лондоне, занимаясь со мной, и что ты преуспеешь и без переезда в Нью-Йорк. Время доказало его правоту. Смотри, кем ты стал сегодня».
«Ага. Только посмотри», — с иронией промолвил я. Рафаэль попал в ту же ловушку, в которую уже попадал я, доктор Роуз.
Смотрите, кем я стал сегодня: сижу скорчившись в кресле у! окна музыкальной комнаты, где звучит что угодно, кроме музыки. Я торопливо записываю случайные мысли, пытаясь — хотя и не верю в результат — вспомнить подробности своей жизни, которые мое подсознание решило стереть из моих воспоминаний. И теперь я узнаю, что даже то немногое, что я сумел раскопать в завалах памяти, — например, приглашение в Джульярд и обстоятельства, помешавшие нам принять его, — оказывается не точным. Чему же мне верить, доктор Роуз, на что полагаться?
«Вы сами поймете», — тихо отвечаете вы.
Но я спрашиваю вас, откуда такая уверенность. Факты моего прошлого все чаще представляются мне в виде движущихся мишеней, и они скачут на фоне лиц, которых я не видел долгие годы. Так действительно ли это факты, доктор Роуз, или лишь то, что я желаю считать фактами?