Он произнес:
— Хорошо поработали. Вы оба.
— Благодарю вас, сэр, — осторожно ответила Барбара и стала ждать, что последует дальше.
— Садитесь, — велел он.
Она сказала:
— Сэр, — и хотя предпочла бы отправиться поскорее домой, но все же подошла к неудобному на вид стулу и неловко пристроилась на краю.
В ином, лучшем мире, думала она, помощник комиссара Хильер в этот момент высочайшего эмоционального напряжения увидел бы, как ошибался относительно нее. Он бы посмотрел на нее, разглядел бы наилучшие ее качества — ну да, умение одеваться к ним не относится — и признал бы ее как достойного человека и ценного сотрудника. И тогда он тут же, на месте вернул бы ей прежнее звание, покончив таким образом с наказанием, наложенным на нее в конце лета.
Но это был не лучший, а самый обычный мир, и помощник комиссара Хильер ничего такого не сделал. Он просто сказал:
— Возможно, ему не хватит сил. Мы притворяемся, что это не так — особенно перед Фрэнсис, потому что ей так легче, — но нельзя закрывать глаза на факты.
Не зная, что сказать, Барбара пробормотала:
— Черт возьми, — и почувствовала себя ужасно беспомощной и приговоренной вместе со всем человечеством к бесконечному ожиданию.
— Я знал его тысячу лет, — говорил Хильер. — Бывали времена, когда он не особо мне нравился, и, бог свидетель, я никогда его не понимал, но он всегда был рядом, я привык к нему, на него я всегда мог рассчитывать… Как оказалось, мысль о том, что его может не стать, причиняет мне боль.
— Быть может, все обойдется, — сказала Барбара. — Быть может, он поправится.
Хильер бросил на нее холодный взгляд.
— После таких травм поправиться невозможно. Шансы выжить у него есть. Но поправиться? Нет. Собой он больше никогда не будет. Он не поправится.
Хильер сменил позу, закинув ногу на ногу, и Барбара обратила внимание, во что он одет. А он был одет в то, что набросил на себя прошлой ночью, да так и не успел переодеться. Поэтому Барбара впервые смогла разглядеть в своем начальнике обычного человека в мятых брюках и вязаном свитере с дыркой на манжете. Его слова оторвали Барбару от размышлений:
— Лич говорит, что все это было сделано только с целью отвести подозрения.
— Да. Так нам с инспектором Линли кажется.
— Какая напрасная потеря. — Он поднял голову и посмотрел на Барбару. — И это все? Больше ничего?
— В каком смысле?
— Больше никаких причин не стоит за покушением на Малькольма?
Она не отвела глаз под его взглядом и поэтому сумела прочитать в его лице то, что осталось недосказанным. Помощник комиссара хотел знать, является ли правдой то, что он подозревал, предполагал или хотел найти в отношениях супругов Уэбберли. Барбара не собиралась давать ответ на этот вопрос. Она сказала:
— Больше никаких причин. Выходит, что суперинтендант оказался наиболее простой мишенью для Дэвиса, только и всего.
— Вам так кажется, — с нажимом произнес Хильер. — Лич сказал, что сам Дэвис пока молчит.
— Думаю, что в конце концов он заговорит, — рискнула высказать свое предположение Барбара. — Он лучше других знает, к чему иногда приводит молчание.
— Вы в курсе, что я назначил Линли исполняющим обязанности суперинтенданта, пока не разберемся с этим? — спросил ее Хильер.
— Ди Харриман обзванивала нас.
Барбара втянула в грудь воздух и задержала дыхание, надеясь, желая и мечтая о том, чего все-таки не случилось.
— Уинстон Нката неплохо работает, — сказал вместо ожидаемых Барбарой слов Хильер. — Совсем неплохо, учитывая обязательства.
«Какие такие обстоятельства?» — подумала Барбара, но сказала:
— Да, сэр. Он хорошо работает.
— Вскоре ему можно будет думать о повышении.
— Он будет рад, сэр.
— Да. Разумеется.
Хильер задержал на ней взгляд, потом отвернулся. Его глаза закрылись. Голова откинулась на спинку дивана.
Барбара молча сидела на твердом стуле, гадая, что ей дальше делать. Наконец она решилась:
— Вам следует съездить домой и немного поспать, сэр.
— Я так и собираюсь поступить, — ответил помощник комиссара. — Чего и вам советую, констебль Хейверс.
Перевалило уже за половину одиннадцатого, когда Линли припарковался на Лоренс-стрит и оттуда пешком дошел до дома Сент-Джеймсов. Он не стал звонить им заранее и предупреждать о своем приходе и по пути от Эрлс-Корт-роуд решил, что если на первом этаже дома света не будет, то он развернется и уйдет, чтобы не беспокоить хозяев в столь поздний час. Он понимал, что решение это было продиктовано по большей части трусостью. Стремительно приближался момент, когда придется пожинать то, что было посеяно в прошлом, а Линли не горел желанием этого делать. Однако он все чаще стал замечать, как прошлое коварно просачивается в его настоящее, а значит, запланированное и желанное будущее оказывается под угрозой. Эти щупальца из прошлого должны быть отсечены, и сделать это можно, только поговорив начистоту. И все-таки… все-таки Линли молил судьбу об отсрочке и, заворачивая за угол, надеялся увидеть в темных окнах знак того, что такая отсрочка дарована.