– Дуня, что-нибудь случилось? – спросила я у нее по-немецки.
Вместо ответа Дуня сдвинула свои черные, с рыжеватым отливом брови. Глаза девушки были полны невыразимой душевной муки. Сначала она приложила палец к губам, а затем махнула рукой, словно бы приглашая меня отойти подальше от двери. Разумеется, я согласно кивнула. Удерживая в одной руке поднос, другой она неслышно затворила дверь спальни. Сделав несколько шагов, Дуня обернулась посмотреть, иду ли я следом.
Наконец она остановилась, повернулась ко мне и, перегнувшись через поднос, охрипшим голосом прошептала:
– Он все-таки это сделал! Он сломал schwur[20]!
Дуня употребила явно немецкое слово, но я не знала его значения.
– Кто сделал? И что сломал? – спросила я.
– Влад, – боязливо озираясь по сторонам, ответила Дуня.
Не сомневаюсь, если бы у нее в руках не было подноса, она осенила бы себя крестным знамением.
– Домнишоарэ[21]– молодая хозяйка – очень плоха. Очень плоха.
– Жужанна? – переспросила я, оглянувшись на дверь спальни. – Она больна?
Дуня быстро закивала головой.
– Очень плоха, – повторила она.
У меня все еще не было полной уверенности по поводу сцены, которую я наблюдала предыдущей ночью. Я истолковала слова Дуни как подтверждение своих догадок. Соблазнение Владом собственной племянницы и его игривость в обращении со мной давали мне все основания считать его грязным животным, лишенным моральных устоев. Я невольно покраснела, подумав, что и Дуня знает о ночных визитах Влада и обеспокоена их последствиями. Возможно, наутро у Жужанны случился нервный срыв, сопровождавшийся упадком сил. Вскоре эта новость разлетится по дому, а затем станет достоянием всей деревни.
– Я должна немедленно поговорить с Жужанной, – объявила я Дуне и повернулась, чтобы пойти в спальню.
– Фрау Цепеш! – почти прошипела горничная. – Доамнэ! Вы должны поверить! Он ее укусил. Я знаю, ваш муж не поверит, но кто-то из вас должен поверить и помочь ей!
Я застыла на месте, потом опять повернулась к Дуне. Та шумно опустила поднос на пол, затем кинулась ко мне. В глазах этой девушки было столько мольбы, что я не удивилась бы, если бы она грохнулась передо мной на колени.
– Как понимать твои слова? – тихо, чтобы не услышала Жужанна, спросила я. – Что значит "укусил"?
Дуня притронулась к своей шее чуть выше ключицы.
– Здесь, – шепнула она. – Он укусил ее в это место.
Мне вдруг подумалось, будто я всю жизнь провела в темной комнате, и вот впервые туда внесли светильник. Мое тело одеревенело. Я сразу же вспомнила, как мистер Джеффрис, посмеиваясь, сказал пару дней назад: "Вампир, мадам... Он якобы заключил договор с дьяволом и получил бессмертие в обмен на души невинных людей".
– Стригой? – спросила я и только потом сообразила, какое слово произнесла.
– Да, стригой. Да! Мы должны ей помочь!
Не знаю, поверила ли я тогда до конца словам Дуни. Но дверь спальни я открывала с предчувствием чего-то ужасного.
Переступив порог, я попала в мрачную, гнетущую атмосферу и сразу подумала, что трагические события вокруг Жужанны еще только начинают разворачиваться. Воздух в спальне показался мне холодным и застоявшимся. Такая же атмосфера царила в склепе, когда хоронили Петру. Вдобавок к этому мой нос уловил едва ощутимый запах тления. Я тут же подумала: поскольку Влад был здесь всего несколько часов назад, возможно, я сгущаю краски и даю волю своему воображению.
Черные волосы Жужанны разметались по подушкам. Брут сидел рядом, положив свою большую квадратную голову на край постели. В собачьих глазах, неотрывно глядящих на хозяйку, я уловила тревогу. Когда я вошла, пес повернул морду ко мне и тихо заскулил, словно прося о помощи.
Увидев Жужанну, я торопливо прикрыла рот рукой, чтобы не вскрикнуть от ужаса.
Она напоминала живой труп. Мертвенная бледность ее лица сливалась с белизной подушек и ночной сорочки. Глаза ввалились, и вокруг них залегли темные круги. Лицо осунулось, и на нем еще сильнее выступили скулы. Фамильная горбинка на носу стала еще заметнее. Глаза и скулы придавали Жужанне странное сходство с дикой кошкой. В ее нынешнем облике было даже что-то красивое... Красота увядания.
Я присмотрелась. Такое ощущение, будто передо мной лежала покойница с неподвижным, восковым лицом, но живыми глазами, сиявшими от странного возбуждения. Теперь я увидела, что она не лежит, а полусидит, утопая в трех подушках. Дыхание Жужанны было частым и прерывистым. Перед нею находилось нечто вроде подставки, на которой лежал раскрытый дневник. Жужанна силилась туда что-то записать, останавливаясь на каждом слове.