Особенно,... 
130 
Регента избирало собрание ноблей, а судя по растущему недовольству де Гизами, собрание, скорее всего, передаст регентство первому принцу крови Антуану де Бурбону.
Смерть Франциска лишит Марию французской короны, то есть и де Гизы утратят к ней какое-либо отношение. Они не позволят Бурбону заявить о своих правах, поскольку тот отнимет у них власть. Бурбон, в свою очередь, поведет против врага армию гугенотов, а Гизы бросят клич всем добрым католикам, призывая на борьбу с еретиками. Во Франции начнется гражданская война.
Я встала, позвала мадам Гонди и велела ей послать за Бурбоном.
Дни до приезда Антуана де Бурбона были окрашены робкой надеждой. Лихорадка у Франциска прошла, он сел в кровати и съел немного овсяной каши. Почувствовав облегчение, я отправилась подышать холодным осенним воздухом. Быстро пересекла лужайку и поднялась в закрытую теннисную галерею. Там звенели мальчишечьи голоса; стены на удары мяча отзывались гулким эхом. Я вспомнила, как наблюдала за молодым мужем и его братом, когда они играли в теннис.
Тут раздался крик: «Tenez!» В тот же момент мимо меня просвистел мяч. Я обернулась и посмотрела на лужайку. Голова закружилась, и я поднесла руку к глазам, а когда убрала ее, на траве лежали обнаженные изувеченные тела.
Я была так ошеломлена, что просто застыла. Тела стали расплываться в воздухе, а потом исчезли. С галереи послышался топот бегущих ног.
Оглянувшись, я увидела шестилетнего Генриха Наваррского с ракеткой в руке. Он замер в нескольких шагах от меня и с испугом уставился на то же место, где мне померещились трупы.
Я поманила мальчика к себе, но тот ринулся прочь.
— Генрих, подожди! — окликнула я.
Он остановился, и я подошла к нему.
— Ты тоже их видел? — спросила я. — Ты их видел…
Генрих поднял на меня глаза. Лицо его сморщилось, и он зашагал назад, в галерею.
Как только я вернулась во дворец, то немедленно пригласила к себе Руджиери.
Колдун, бледный человек без возраста, уселся напротив меня.
— Смерть Генриха не положила конца несчастьям, — начала я. — Сны привели меня во Францию не только ради мужа; умрет еще много народу… тысячи людей, если я не приму меры. Мы должны подумать, как мне поступить.
Руджиери избегал встречаться со мной взглядом.
— Жизни ваших сыновей были куплены кровью других детей, — сказал он. — Не собираетесь же вы уничтожить одну тысячу людей, чтобы не погибла другая тысяча.
— Конечно нет, — сердито произнесла я. — Но я делаю все, что могу, на практическом уровне, стараясь не допустить войны между католиками и гугенотами. Вы колдун, астролог и мой советник. И наверняка вы лучше меня знаете, как избежать ненужных жертв.
— Я и раньше утверждал, что талисманы неспособны противостоять катастрофе. Звезды обязательно пойдут своим путем. Недавно я изучал эти звезды — они изменились с тех пор, как я дал вам жемчужину. — Лицо Козимо выражало то, что я прежде у него не замечала: вину. — Гибель короля Генриха должна была положить конец вашим ночным кошмарам, мадам, и остановить кровь. Я думал, что влияние одного ребенка на будущее окажется спасительным, но трое…
В моей памяти всплыли слова пророка: «Полотно истории соткано из многих нитей. Попробуйте одну заменить на другую, более слабую, и ткань порвется. Ткань порвется, кровь прольется, и крови будет больше, чем в любом сне».
— Madame la Reine, этих детей не должно быть…
— Нет, — возразила я. — Я мать, которая любит своих детей. О чем вы говорите? Что во всем виноваты мои сыновья? Что мне нужно поднять на них руку? Наверняка вы не это имели в виду, месье. Потому что, если так, я подняла бы руку на вас.
Козимо опустил голову. Плечи его поникли, в позе читались горе и поражение.
— Вы хотите, чтобы я их убила? — прошептала я. — Вы просите мать уничтожить собственных детей… Я вас проклинаю. Гореть вам в аду!
Руджиери глубоко вздохнул и посмотрел на меня. Выражение его лица было мрачным, но излучало нежность.
— Настанет время, Катрин. Если вы не сделаете того, что необходимо, развяжется невероятная резня. Тогда будет слишком поздно.
— Как вы смеете! — Голос мой задрожал, я вскочила со стула. — Как смеете давать такие советы, ведь речь идет о моих детях? Если вы не поможете мне так, как хочу я, вам придется удалиться.
Руджиери поднялся и поклонился, как безупречный придворный. Он словно надел маску на свое печальное лицо.
130 
