266 
Никакого перелаза через каменную стену не было, и потому пробраться на луг оказалось непросто. Конечно, для человека, не носящего металлических скобок на ногах, перелезть через стену было легче легкого. Но для Сент-Джеймса ситуация была сложной, и еще больше ее усложняла темнота.
Похоже, Ле Галле это понял. Ни слова не говоря, он вытащил карманный фонарик, зажег его и водил лучом по верхнему краю стены до тех пор, пока не обнаружил место, где камни раскрошились, оставив проем, сквозь который можно было сравнительно легко подтянуться наверх.
— Это, думаю, сгодится.
С этими словами он полез первым.
Перебравшись через стену, они оказались в цепких зарослях шиповника, боярышника и ежевики. Ле Галле сразу же зацепился своим анораком за какой-то куст, и тут же еще двое из следовавших за ними констеблей зашипели, кляня коварные кусты на чем свет стоит.
— Господи Иисусе, — ворчал Ле Галле, вырывая свою куртку из объятий куста, на котором она повисла. — А вы уверены, что это здесь?
— Здесь наверняка есть более удобный вход, — ответил Сент-Джеймс.
— Тут вы, черт возьми, правы. — Ле Галле скомандовал одному из своих подчиненных. — Посвети-ка нам, Сомаре.
Сент-Джеймс начал:
— Но мы можем спугнуть…
— Хороши мы будем, — сказал Ле Галле, — если запутаемся здесь, как мухи в паутине. Сомаре, свети. Фонарь держи ниже.
Поток света залил землю, когда упомянутый констебль щелкнул кнопкой мощного фонаря, что держал в руках. Увидев это, Сент-Джеймс застонал — наверняка из дома заметят, — но зато оказалось, что они удачно выбрали место для перелаза. Потому что в десяти ярдах справа от них начиналась тропа, которая вела через пастбище.
— Выключай, — скомандовал Ле Галле, когда сам ее увидел.
Свет погас. Главный инспектор первым двинулся через кусты ежевики, приминая их для следовавших за ним. Темнота снова стала благодеянием и проклятием одновременно. Она скрыла тропу, куда они стремились, оставив их барахтаться в какой-то ботанической трясине. Но она же делала незаметным и их маленький отряд, который наверняка был бы как на ладони, выдайся ночь лунной.
Дольмен был точно такой, каким его описывала Сент-Джеймсу Дебора. Он торчал прямо посреди луга, как будто много поколений тому назад кто-то специально огородил этот клочок земли, чтобы не дать доисторической постройке исчезнуть. Человек непосвященный при взгляде на него наверняка подумал бы, что это обычный холм, который каким-то непостижимым образом возник посредине ровного, давно заброшенного пастбища. Однако наметанный глаз сразу угадывал в нем многообещающий археологический объект.
Дольмен можно было свободно обойти кругом, так как у его стен в зарослях была прорублена дорожка шириной не более двух футов. Полицейские шли по ней до тех пор, пока не наткнулись на тяжелую деревянную дверь, на которой болтался кодовый замок.
Тут Ле Галле остановился, снова достал из кармана фонарик, зажег его и посветил на замок. Потом повел лучом в сторону зарослей, сплошь состоявших из папоротников вперемешку с ежевикой.
— Ну и местечко для засады, — сказал он тихо.
В его словах была правда. Если убийцу придется караулить в засаде, то ничего приятного их не ждет. Зато им не придется уходить далеко от дольмена: в таких джунглях, как здесь, спрятаться можно хоть у самой дорожки.
— Хьюз, Себастьян, Хейзел, — сказал Ле Галле и кивнул в сторону зарослей. — Займитесь. У вас есть пять минут. Мне нужен легкий доступ и абсолютная незаметность. И потише. Даже если кто из вас ногу сломает, все равно пусть молчит. Готорн, ты пойдешь к стене. Как только увидишь кого-нибудь, шли сообщение на мой пейджер, он в режиме вибрации. Остальные выключают мобильники, пейджеры и радио. Не болтать, не чихать, не пердеть и не рыгать. Если мы здесь все профукаем, то будем начинать все с самого начала, а мне от этого радости никакой. Поняли? Действуйте.
Сент-Джеймс понимал, что их самым большим преимуществом было выбранное время суток. Несмотря на то, что темнота стояла — хоть глаз выколи, час был отнюдь не поздний. Шансов, что убийца сунется к дольмену до полуночи, было не много. Зато риск наткнуться в поместье на кого-нибудь еще был гораздо выше, а объяснить, почему целый отряд полиции крадется по территории особняка в темноте, с потушенными фонарями, не представлялось возможным вообще.
Поэтому Сент-Джеймс удивился, когда минут через пятнадцать Ле Галле ругнулся сквозь зубы и сказал:
266 
