ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Мода на невинность

Изумительно, волнительно, волшебно! Нет слов, одни эмоции. >>>>>

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>




  112  

Нкате было неловко пробираться через очередь к входу. Только благодаря стечению обстоятельств, думал он, несгибаемой любви родителей и давнему вмешательству одного неравнодушного копа он не разделил жизнь этих несчастных людей. Ту же неловкость он испытывал, когда приходилось исполнять некоторые обязанности полицейского по отношению к собратьям по цвету кожи. Сможет ли он когда-нибудь преодолеть тягостное чувство, будто он предал свой народ, выбрав путь, малопонятный для большинства из них?

Вот и сегодня, когда Нката вошел в захудалую автомастерскую, Сол Оливер посмотрел на него как на предателя. Мастерская приютилась в трущобах на узкой улочке Манро-мьюз, что в Северном Кенсингтоне. Ее стены густо изукрасили уличные художники и покрыл копотью пожар, выпотрошивший соседнее здание. Трущобы тыльной частью выходили на Гол-берн-стрит, где Нката оставил «эскорт». Там, между разбитыми тротуарами и канавами, заваленными мусором, мимо сомнительных оптовых магазинов одежды и неопрятных киосков с грохотом несся транспортный поток.

Сол Оливер трудился над древним «фольксвагеном», когда Нката окликнул его. Механик оторвался от созерцания крохотного двигателя. Он обвел взглядом фигуру Нкаты с головы до пят, после чего изучил удостоверение сержанта. И все, что Сол Оливер думал о Нкате, отразилось на его лице: недоверие к чернокожему полицейскому.

Ну да, он уже в курсе, что стряслось с Шоном Лейвери, рассказал Оливер Нкате, хотя эта новость не стала для него такой уж трагедией. Ему позвонил преподобный Сэвидж. Нет, он, Сол, ничего не знает о последних днях жизни Шона. Он уже несколько месяцев не видел сына.

— Когда он приезжал к вам в последний раз? — спросил Нката.

Оливер посмотрел на настенный календарь, словно желая пробудить свою память. Календарь висел под плотным гамаком из паутины и над грязной кофеваркой. Рядом с кофеваркой стояла кружка, расписанная детской рукой футбольными мячами; на одном боку неуверенные буквы складывались в слово «Папа».

— В конце августа, — подсчитал Оливер.

— Вы уверены? — уточнил Нката.

— А что? Вы думаете, это я его убил или как? — Оливер отложил гаечный ключ, которым орудовал, когда пришел Нката, и вытер руки о замасленную тряпку. — Послушайте-ка, я даже не знал его толком. Да и знать не очень-то хотел. Теперь у меня есть семья, а что случилось между мной и его мамашей, случается и с другими. Я сказал ему: «Да, хреново, что Клео загремела за решетку», — но взять его все равно не мог, что бы он там себе ни напридумывал. Так уж вышло. Да мы с Клео и женаты не были.

Нката старался сохранять на лице бесстрастное выражение, хотя в душе его бушевала буря. Оливер воплощал в себе все худшее, что есть в мужчинах его расы: сбросить семя, если женщина не против, а в случае обременительных последствий уйти, пожав плечами. Равнодушие стало наследством, передаваемым от отца к сыну.

— А чего он от вас хотел? — спросил Нката, — Вряд ли он приезжал просто перекинуться парой слов.

— Да я и говорю. Хотел остаться жить с нами, что ж тут непонятного. Со мной, с моей женой, с детьми. У меня двое. Но я-то не мог его взять. Некуда. И даже если бы нашлось место… — Он огляделся, как будто ища объяснение, укрытое в захламленном гараже. — Мы же чужие друг другу. Он и я. Он думал, я возьму его просто потому, что в нем моя кровь, но я не мог этого сделать, понятно? Ему нужно было жить своей жизнью. Так сделал я. Так все мы делаем.

Он, должно быть, разглядел неодобрение на лице Нкаты, потому как начал оправдываться:

— И кстати, его мать и не хотела, чтобы я остался. Она залетела от меня, да, но мне ничего не сказала, пока я случайно не столкнулся с ней на улице. Ей уже пора было рожать. Вот тогда она и заявила, что это мой ребенок. Но мне-то откуда знать? Но она и потом, когда он уже родился, ко мне никогда не приходила. Я пошел своим путем, она — своим. А тут объявляется вдруг тринадцатилетний пацан, который хочет, чтобы я стал ему отцом. Но я не чувствую себя его отцом. Я его не знаю.

Оливер снова взял в руки гаечный ключ, очевидно желая вернуться к работе.

— В общем, как я уже говорил. Мне жаль, что его мать в тюрьме, но я тут ни при чем.

Это верно, думал Нката, заходя в «Свет Бога» и занимая место у стены. У него практически нет сомнений, что Сола Оливера можно вычеркивать из составляемого списка подозреваемых. Механик не испытывал интереса к жизни Шона Лейвери, а значит, не был заинтересован в его смерти.

  112