Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
125 
Крымов, позабыв на время, где находится, видя сейчас перед собой лишь туфли, вытащил из кармана брюк носовой платок и, обернув им правую руку, взял одну туфлю и перевернул подошвой вверх. Конечно, она была сильно потерта, но все же не настолько, чтобы не различить надпись, выполненную готическим шрифтом: «Vena».
Он резко повернул голову, чтобы уловить выражение лица Рогозина. Тот самым внимательнейшим образом наблюдал за движениями своего нахального, агрессивного и непредсказуемого гостя…
– Вы так рассматриваете эти туфли, словно они в крови, черт возьми… – хмыкнул Рогозин и покачал головой. – Вы бы хоть по-человечески объяснили, что вам от меня надо…
Крымов достал свое удостоверение.
– Я расследую убийства, вы хорошо слышите меня: убийства. Так вот, все следы привели в вашу квартиру, понятно теперь? Я уж не знаю, кто вас так подставляет на каждом шагу, но, будьте уверены, уж вы-то от меня не отвертитесь… не сбежите, как ваш знакомый пианист!
– Да я и не собираюсь от вас никуда сбегать. Живу себе тихо-мирно, никого не трогаю…
– Откуда у вас эти туфли? Отвечайте немедленно!
– Вы постоянно на меня орете… кидаете меня на пол, того и гляди прибьете совсем… И хотите после этого, чтобы я вам рассказал всю свою жизнь?
– Идиот! – теперь уже по-настоящему заорал на него Крымов. – На кой черт мне твоя жизнь, если я спрашиваю тебя про туфли?
– Я не имею права отвечать вам, откуда у меня эти туфли. Тем более – чьи они…
– Тогда поднимайся, и поедем в прокуратуру, уж там-то ты расскажешь все. И куда пианиста спровадил вместе с Шониным…
Крымов сделал паузу, чтобы посмотреть, какова будет реакция Рогозина на эту фамилию, впервые произнесенную здесь и сейчас.
Но тот оказался непробиваемым. Либо он был действительно талантливым, если не гениальным актером, решившим до конца играть свою роль ради каких-то – явно материального плана – ценностей, либо он вынужден был играть – из страха за свою жизнь… Одно из двух. Потому что не мог человек, так плотно завязанный в деле, ничего не знать и не видеть. Но более всего Крымова раздражало то, что Рогозин наверняка знал гораздо больше уголовного розыска, прокуратуры и сыскного агентства, вместе взятых, и бравировал этим, с блеском изображая из себя кретина…
– Я никуда с вами не поеду… Я живу очень тихо, нигде не работаю, практически ни с кем не встречаюсь, и если и есть у меня своя личная жизнь, так ни с кем обсуждать я ее не намерен, так и знайте…
– Внешне, быть может, вы действительно живете тихо и ни с кем не встречаетесь, но вы же не можете отрицать, что к вам время от времени приходят ваши друзья, с которыми вы играете в преферанс…
– Вы что, следили за мной? – Теперь уже Рогозин играл другую роль – роль оскорбленного в лучших чувствах интеллигента; потому и тон его резко изменился; теперь он говорил уверенно, с какими-то бархатными интонациями. И осанка его тоже стала другой – теперь он стоял, выпятив грудь, словно провоцируя своего обнаглевшего обвинителя.
– Разумеется…
– Разумеется, да? Или, разумеется, нет?
– Да, да! И хватит кривляться! – закричал взбешенный Крымов, из последних сил сдерживаясь, чтобы не наброситься на Рогозина. – Повторяю: если ваши лучшие друзья – Иноземцев и Ивонтьев – ушли от вас за полночь, то пианист, который называл себя Германом Кленовым, остался. Он ночевал у вас, причем неоднократно…
– Никакого пианиста я не знаю, и прошу оставить меня в покое… И нечего размахивать у меня перед носом своим дурацким удостоверением. У меня таких знаете сколько?
Крымов снова сжал кулаки.
– Кому принадлежат эти туфли?
– Моей любовнице. Что дальше? – Рогозин, скрестив на груди руки, сделал губы кружочком и принялся гримасничать, словно стоял перед зеркалом и разучивал роль дегенерата.
– Кто ваша любовница?
– Вы же все равно не поверите…
– Да мне все равно, кто ваша любовница. Но знайте: если это ее туфли, то вам все равно придется поехать со мной. Это слишком серьезно, и нечего валять дурака и испытывать мое терпение. Да поймите же вы наконец: все происходящее сейчас, вот здесь, у вас, – все это имеет прямое отношение к преступлениям, которые я расследую… Предупреждаю, кстати, хотя вовсе и не обязан это делать, поскольку руковожу частной сыскной фирмой и не являюсь официальным представителем правоохранительных органов. Так вот предупреждаю: вы можете прямо сейчас позвонить своему адвокату, чтобы даже в беседе со мной не наговорить лишнего и не угодить за решетку…
125 
