Но что бы это изменило? Она была бы свободна идти своим жалким путем, но не свободна от воспоминаний о нем.
Вирджиния покраснела.
Что-то с ней было не так. Хотя ни одна женщина не могла быть неуязвимой для мужчины вроде Девлина О'Нила с его мужественной красотой и силой, только дура стала бы, попав к нему в плен, поощрять его к поцелую. Следовательно, она была такой дурой, поскольку прошлой ночью, находясь наедине с ним з его каюте, начала думать о его поцелуях и прикосновениях вместо того, чтобы планировать очередной побег.
— Вы готовы? — осведомился Девлин за дверью каюты.
Прошлой ночью он спал один бог знает где. И, уходя, запер за собой дверь — Вирджиния проверила это, чтобы убедиться.
Хуже всего было то, думала Вирджиния, все еще глядя на свое отражение и прикидывая, что за распутница смотрит на нее, что она по-прежнему жаждала его прикосновений. Вирджиния хотела знать, не вообразила ли она то, что произошло. Конечно вообразила. Возбуждение от его близости и поцелуев не было таким огромным, как ей казалось. Если бы он снова обнял и поцеловал ее, она осталась бы равнодушной. Она совершила ужасную ошибку.
Вошел Девлин, одетый в светло-серый сюртук под цвет его глаз, бриджи для верховой езды и поношенные сапоги. На его лице было написано нетерпение. Их взгляды сразу же встретились в зеркале.
Вирджиния дышала с трудом.
— Мы приведем в порядок вашу одежду в Аскитоне. Карета ждет.
Закусив губу и повернувшись, Вирджиния двинулась мимо него с величайшей осторожностью, словно боясь, что он потянется к ней — или она к нему. Его глаза прищурились, когда он наблюдал за ней, а в голосе зазвучал гнев.
— Забудьте о прошлой ночи. Это была ошибка, и она больше не повторится.
— Почему?
— Так теперь вы жаждете согревать мою постель? Один мимолетный контакт… и вы запели по-другому?
— Я бы не возражала, если бы вы делили со мной постель.
И это была ужасная правда.
Его глаза расширились.
Вирджинии хотелось, чтобы она была другой женщиной — не настолько аморальной и откровенной. Но, увы, глупость ее, к сожалению, никуда не делась.
— Неужели вы не желаете быть невинной и целомудренной в вашу брачную ночь? — серьезно спросил Девлин.
— Я никогда об этом не думала, — искренне ответила она.
— Все женщины думают и мечтают об этом.
— Только не я! — огрызнулась Вирджиния. — Я не намерена выходить замуж, покуда не обрету любовь такую, какая связывала моих родителей.
Девлин посмотрел на девушку, как будто у нее выросли две головы. Потом он расхохотался. Смех был грубым и снисходительным.
— Никто не женится по любви, — заявил он. — Если эта эмоция вообще существует.
Вирджиния почувствовала желание хорошенько пнуть его.
— Мои родители женились по любви. Сожалею, что ваши родители не любили друг друга, — сердито сказала она. — Очевидно, это глубоко вас ранило. Возможно, это объясняет вашу жестокость и отсутствие сострадания.
В тот же миг Девлин оказался перед ней.
— Никогда больше не упоминайте моих родителей — вас они не касаются. Понятно, мисс Хьюз?
Вирджиния отпрянула. Почему это так его взбесило?
— Вы могли бы быть повежливее.
— Должен ли я напомнить вам, что с тех пор, как я взял нас на борт моего корабля, никто, включая меня, не был ни в малейшей степени жесток к вам? Если вы не считаете жестокостью сладкую смерть, которую испытали прошлой ночью…
— Предоставьте мне интересоваться, что чувствует женщина, когда акт полностью завершен, и если сладкая смерть, о которой вы упомянули, такова, то это, безусловно, жестоко.
Девлин выглядел ошарашенным. Вирджиния знала, что краснеет.
— Я не могу не любопытствовать, каково это…
Девлин схватил ее за руку и вывел из каюты.
— Жаль, что я не могу контролировать ваши мысли, — проворчал он.
— Вы не можете сердиться на мое любопытство, потому что это ваша вина! — воскликнула она, глядя на его чеканный профиль.
— Моя вина? — Он подвел ее к трапу. — По-моему, вы были соблазнительницей, мисс Хьюз.
— Мне восемнадцать лет. До прошлой ночи я никогда ни с кем не целовалась. Как я могла вас соблазнить?
Вирджиния увидела карету и кучера в ливрее. Сзади был привязан оседланный серый жеребец. Она поняла, что карета предназначена для нее, а лошадь для него.
Как было бы хорошо снова проехаться верхом, подумала Вирджиния. Но она поняла, что не должна позволять ему знать о том, какая она великолепная наездница, на случай, если представится еще один шанс для побега.