Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
163 
Васька не ответил. Всем своим видом презирая Гельку, он счистил с ядра ржавчину. Взял пластиковую миску Дуплекса, начисто вытер её остатками изодранной матроски. Бухнул в миску ядро.
— Зачем? — спросил Гелька.
— Жёрнов, — сухо сообщил Васька. — Собери семена белоцвета.
— Зачем?
— Меньше спрашивай, больше делай, — приказал Васька. Но смилостивился и объяснил: — Из них будет взрывчатый состав.
— Сколько мегатонн? — печально поинтересовался Гелька. Было ясно, что в голове у Васьки замкнулись контакты.
— Не умничай, — сказал Васька. — Я у ржавых бабок стащил и прочитал старинную книгу. Там рецепты. В семенах белоцвета взрывчатая сила земли.
Гелька вдруг вспомнил: возьмёшь созревшую коробочку белоцвета, согреешь в кулаке, и она — чпок! — лопается там. И мягкая упругая сила сама расталкивает пальцы. Разожмёшь их — и на ладони целый ком белого пуха. Маленькое облако. Оно растёт, шевелится, от него начинают отрываться летучие семена, окружённые, как лучами, невесомыми волосками.
Гелька обрадованно и пристыженно кинулся к забору, где белоцвета было полным-полно и семена ещё не все облетели. Прибежали Янка и Листик. Узнали, в чём дело, начали помогать.
Васька ворочал в миске ядро, оно истирало семена в светлую пыль. Дуплекс, наклонив голову, наблюдал за работой. Иногда он чихал от мелкого пуха, который летал над самодельной мельницей.
Васька показал ржавый напёрсток. Объяснил, что это мерка на один заряд. Предки ржавых ведьм рвали такими зарядами толстые цепи, когда убегали из пещеры железного дракона.
— То цепи, а то кольцо. Надо пять зарядов, — серьёзно сказал Янка.
— С чего ты взял? — обиделся Васька.
— Знаю. Они боятся цифры пять.
— Тогда тащите ещё семян.
К вечеру мука из белоцвета была готова. Её замешали на соке из «бабкиных бус». Васька сказал, что так полагается по рецепту. Давить сок из сухих ягод было делом каторжным. Но ядро помогло справиться и с этим.
«Всё-таки это лучше, чем замешивать на крови», — подумал Гелька, вспомнив искорку.
Было уже поздно, тётя Вика занудно кричала из окна, что пора ужинать.
Пахнувшую травяным соком кашицу вмазали в шашки. Это были обыкновенные шашки для игры. Пустые. Перевернёшь — и она как чашечка. Но само их название напоминало старинные рассказы про войну: там были толовые шашки для взрыва мостов.
Васька сказал, что смесь должна сохнуть трое суток.
— А полнолуние не кончится? — встревожился Гелька.
— Успеем, — сказал Янка. И вздохнул. У него оставалось пять дней.
3
Эти последние дни с Янкой показались Гельке длинными-длинными.
Ветерок Денёк, если глядеть со стороны, был прежним Янкой. Даже в школу ходил как обычно. На переменах гонял с одноклассниками мячик во дворе, рисовал в классе стенгазету, отвечал на уроках. И никто, кроме Гельки и Янкиного деда, не знал, какая у него, у Янки, в душе печаль. Даже Листик и Васька этого толком не понимали. Для Листика всё это, наверно, было похоже на игру, а Васька предусмотрительно отключил блок чувствительности…
Погода всё ещё стояла тёплая и тихая, и в этой тишине таилась особая замедленность, растянутость времени. Теперь каждая встреча с Янкой была для Гельки событием. Каждый шаг имел особый смысл. Каждый разговор делался большим куском жизни.
Впрочем, потом Гельке казалось, что разговор в эти дни был один, только тянулся долго-долго.
…После уроков Гелька, смущаясь, даже мучаясь, попросил:
— Янка, сыграй «Восстание»…
«Ты ведь понимаешь, что потом его мне никто не сыграет», — добавил он мысленно. И Янка понял.
— Только не дома, — сказал он. — А то дедушка ещё сильнее загорюет…
Янка прихватил скрипку, и они ушли за станцию, на пустырь с рельсовым тупиком, где ещё недавно стоял вагон «Курятник» и где под бетонным блоком были зарыты обломки робота Ерёмы. От «Курятника» теперь не осталось и следа, вагон разобрали по приказу начальника станции.
Янка встал между рельсов и заиграл. И Гельке снова показалось, что вокруг Янки носит разноцветные листья быстрый ветер…
Янка опустил смычок и слабо улыбнулся:
— Я боялся, что разучусь… Нет, это навсегда, наверно.
Гелька отцепил от воротника бронзовую ящерку.
— Янка, вот… Будешь улетать, держи крепче. Пусть будет тебе на память. И как талисман.
Янка вскинул глаза.
— Талисман?
163 
