– Ты был у врача? – Наталья имела в виду психотерапевта, к которому он отправился два часа тому назад, но вместо этого провел время с Тамарой.
– Нет.
– Почему? – Она по-прежнему, не поднимая головы, била пальцами по клавишам. – Что-нибудь случилось?
Да, случилось, хотел ответить он ей громко, так, чтобы она прекратила наконец стучать по клавиатуре и обратила на него внимание. Случилось то, что и должно было случиться. Я не хочу больше видеть тебя, не хочу ощущать на себе твою заботу и опеку. Я устал от тебя, от твоих наставлений, от твоей тщательно скрываемой ревности, которой ты упиваешься, когда, отправив меня к очередной девке, остаешься одна… Я устал делать вид, что живу с родным мне человеком, моей сестрой, когда на самом деле я живу рядом с хладнокровным убийцей, способным совершить любое самое жестокое преступление, и у которого ни один мускул не дрогнет при виде бьющегося в конвульсиях умирающего человека… Я устал работать над собой в желании забыть как можно скорее свою мертвую жену, которая до сих пор приходит ко мне во сне со своей изуверской улыбкой. Я устал постоянно натыкаться на ее вещи, которые ты подсовываешь мне под нос всякий раз, как только я начинаю обретать душевный покой. Ты – садистка, я ненавижу тебя, я боюсь тебя… Отпусти меня!
Но ничего этого он, конечно, не сказал. А ответил нейтрально, хотя и нервно:
– Считаю, что мне еще рано ходить к таким врачам. Я еще сам в состоянии управлять своими эмоциями.
– Но мы же с тобой, кажется, обо всем договорились…
– Я тебе ответил.
С этими словами он пошел к себе. Достал из бара бутылку и плеснул в стакан коньяку.
«Но тогда с каким же напитком можно было сравнить меня?» – «С хорошим армянским коньяком. Ты была прекрасной любовницей и настоящим другом…»
Пить Кленов не стал. Достал визитку Тамары и позвонил. Трубку долго не брали. И вдруг:
– Слушаю, – услышал он ее голос и облегченно вздохнул. Он боялся, что она еще не добралась до дома.
– Тамара, я хочу к тебе приехать. Сейчас же. Где ты живешь?
Она назвала адрес. Все тем же теплым дружеским тоном, который был ему так хорошо знаком.
Стукнула дверь. На пороге стояла Наталья.
– Ты куда-то собираешься?
– Да. Хочу навестить Тамару.
Он хотел доставить ей боль, и он доставил. Наталья же сделала вид, что его слова ее ничуть не задели. Она уже привыкла к тому, что они с Виктором находятся в состоянии перманентной холодной войны, а потому научилась управлять своими чувствами и не выдавать их.
– С чего бы это? Разве она живет здесь?
– Да, здесь.
– А я думала, что она уехала, бедняжка.
– Почему ты называешь ее бедняжкой?
– Да потому что она любила тебя.
– Значит, и ты тоже бедняжка? Или ты уже не любишь меня?
– Ты со мной, а не с ней, – осторожно поправила она, играя словами, как если бы они могли спасти ее от одиночества, которое читалось сейчас в ее тусклом затравленном взгляде. Да, он стал затравленным именно в тот момент, когда она услышала о том, что он собирается навестить Тамару.
– Ты не ответила на мой вопрос: ты любишь меня?
– Конечно, люблю. Я всегда буду любить тебя.
Она сказала это несколько торжественно, и Виктору этот тон показался неестественным, она словно бы упрекала его в том, что она-то его любит, а он вот собрался к Тамаре, к своей бывшей любовнице. Он давно уже не испытывал никаких особых желаний. Ему не хотелось ничего. Ровным счетом ничего. Он не получал удовольствия от тех денег, которые они зарабатывали, от еды, которую ел, и даже от сна, в который раньше он погружался как в спасительное вязкое и теплое облако. И если бы не Наталья, он ходил бы на работу в потертых джинсах. Это она водила его по магазинам, где сама выбирала костюмы, рубашки, галстуки и пуловеры. Ей нравилось играть роль заботливой и обладающей отменным вкусом жены под завистливыми взглядами молоденьких продавщиц. Вся жизнь постепенно растеряла все свои привлекательные и свежие краски и выглядела унылым и серым пейзажем. Все вокруг казалось лишенным смысла, надежд и любви.
– Преснятина, – вдруг сказал Виктор и сам же испугался звука своего голоса.
– Не поняла… Что ты сказал?
– Ничего. Я устал. У Тамары отдохну, поем ее татарской острой еды, может, оживу…
– А ты злой.
– Злой.
Он встал и решительно направился к двери. Затем вернулся за листком, на котором был записан новый адрес Тамары.
– Ты ночевать-то придешь?