Особенно,... 
85 
Кладбище было большим и старым.
«Сейчас он меня изнасилует на какой-нибудь могилке и убьет…»
Но вдруг она увидела дорогу, о существовании которой и не подозревала. И машину. Ту самую, большую и черную.
Юля опустилась рядом с Ломовым на заднее сиденье и замерла.
– Как тихо… – прошептала она, глядя в окно и отмечая про себя, что находится в царстве мертвых. Она чувствовала, как Павел Андреевич, тяжело дыша, медленно скользит ладонью вдоль ее бедра вверх, как шуршит ее юбкой, елозит прохладными тяжелыми пальцами по шелковистой поверхности чулок…
Она закрыла глаза и почувствовала, что он, словно зверь, готовящийся к нападению, вдруг замер, а потом схватил ее за талию, развернул к себе, приподнял и мягко опустил Юлю лицом к себе, на свои колени.
– Ты чувствуешь меня? – спросил он хрипловатым голосом.
– Чувствую…
– А знаешь, ПОЧЕМУ ты чувствуешь?
– Почему?
– Потому что ты – ЖИВАЯ… А они, вон там, за оградками, – мертвые…
Ее бросало то в жар, то в холод. В жар, когда он, раздвинув ей бедра, принялся расстегивать на ней жакет и блузку. А в холод, когда начал нести этот покойницко-кладбищенский бред.
– Вас возбуждают эти разговоры?
– Нет, меня теперь вообще мало что возбуждает… Мне скучно на этой земле… Если бы ты только знала, как же мне скучно…
– Вам и со мной скучно?
– Нет. – Он целовал ей грудь и что-то бормотал про себя.
– А почему бы вам не уехать за границу?
– Я там был. Словно поплавал в приторном, наполненном яркими экзотическими фруктами компоте и чуть не утонул… Я привык находить удовольствия везде, где бы я ни находился. Но мне этого мало, мне всегда было всего мало. Ты не пугайся, а постарайся просто понять меня… Я бы хотел взять от жизни ВСЕ, но она мне это «все» НЕ ОТДАЕТ… Но я должен взять, выцарапать, вырвать… с кровью… Боже, какая восхитительная грудь!
Она уже поняла, что ничего не будет. Что он не сможет. Что ему не помогли ни могилки, ни кресты, ни кладбищенская тишина – НИЧЕГО… Это был еще один мертвый мужчина, но только он об этом не знал, а если и знал, то предпочитал об этом не думать.
С точки зрения физиологии Юля страдала. И потому, чтобы не смотреть в его сторону, удалялась от машины быстрыми шагами. Шла, почти бежала, глотая слезы, потому что никак не могла взять в толк, как могла она согласиться на эту нелепую встречу с этим непонятным и странным мужчиной, этим отвратительным горбуном, поработившим ее сознание и шокировавшим ее постоянно какими-то чудовищными выходками вроде торта, изображавшего залитую кровью кровать…
Нет, она больше не будет принимать от него подарки, какими бы соблазнительными и оригинальными они ни были. И напрасно она не сказала ему об этом сейчас… Возможно, он бы понял и оставил ее в покое. И дело не только в том, что он импотент, а в другом. Он НЕНОРМАЛЕН. Он страшен, наконец!
Когда Юля вернулась на то место, где, как ей казалось, совсем недавно проходила церемония прощания, теперь высился могильный холмик, заваленный свежими цветами. Накрапывал дождичек, небо над головой потемнело. Перед могилой оставался лишь один человек, который, завидев приближающуюся к нему Юлю, вдруг резко повернулся и почти побежал к воротам, но потом свернул куда-то и исчез. Это был тот самый блондин, которого она видела в гостиничном номере.
«Сколько же времени я провела в машине с Ломовым?» Ей стало страшно. Какой-то детский нелепый страх. Она увидела свою машину и с облегчением вздохнула. Хорошо хотя бы, что она предоставила Полине только свою квартиру, но не машину. Иначе на чем бы она теперь добиралась до Театрального переулка, где Лиза, должно быть, устроила поминальный обед?
Юля совершенно забыла о Соболеве. Напрочь. Но, с другой стороны, не могла же она оказаться одновременно в двух местах. Там были Крымов, Полина и Шубин, а это уже кое-что да значит.
Она медленно выехала с территории кладбища и на бешеной скорости помчалась в город, подальше от мертвых, поближе к живым, к настоящим, к здоровым…
Глава 14
Домой она позвонила из машины.
– Кто это? – спросила она настороженно, боясь, что услышит голос Полины.
– Это я, Крымов.
– Полина там?
– Да, все как договаривались… А ты-то куда подевалась? Мы тебя потеряли… У Соболева, что ли, была?
– Нет… Дела у меня были… – она вспомнила Ломова с омерзением. Ей подумалось в эту минуту, что, окажись Павел Андреевич настоящим мужчиной, она вряд ли испытывала бы сейчас к нему такие неприятные чувства, и ей стало стыдно. «Но почему? Почему он так низко пал в моих глазах только лишь по этой в принципе не самой существенной причине? Или именно для меня она оказалась существенной?..»
85 
