Последние отзывы

  101  

Собравшись с духом, она сказала об этом Берестову.

– Куда приятнее было бы это не имитировать… – вздохнул Игорь Николаевич, отправляясь в ванную. – Но желание женщины для меня – закон… Если вы не возражаете, я после душа прилягу. Если вдруг я усну, то вы меня разбудите, хорошо? Будут еще какие-нибудь инструкции?

Юля не знала, куда деться от стыда…

Она и сама слегка задремала, как вдруг далекий стук в дверь, находящуюся в самом начале апартаментов, привел ее в чувство.

– По-моему, стучат…

Берестов, очнувшись от сладкой дремы, накинул тяжелый купальный халат, полагавшийся проживающим здесь постояльцам, и торопливо двинулся по направлению к двери.

Пока он отсутствовал, Юля дотянулась до маленького зеркальца, лежавшего в изголовье, и взглянула на свое отражение. Ее первой мыслью, пока она еще себя не видела, было достать из сумки румяна и кисточку, чтобы успеть до прихода Крымова «разрумяниться» и даже вспотеть, имитируя хотя бы цветом лица прерванную или закончившуюся глубоким удовлетворением близость. Но, обнаружив, что после услышанного ею стука в дверь от волнения ее лицо и вправду стало напоминать майский редис, отложила зеркало и замерла, прислушиваясь к доносившимся из-за двери спальни голосам. Разговаривали двое мужчин. Крымов и Берестов. Затем послышались приближающиеся шаги, и в спальню вошел с невыразимой радостью и растерянностью на лице Берестов. Так выглядят люди, выигравшие в Спортлото миллион рублей.

– Юля, одевайся, ты себе даже представить не можешь, кто к нам пришел… И это все она, Щукина. Я знаю… Это она организовала нашу встречу… Господи, да что же ты так на меня смотришь, или не слышишь, что я тебе говорю?! Хочешь, я тебя ущипну?! Но это правда, я не разыгрываю тебя. Ну же, вставай, солнышко, он хочет тебя видеть…

Но Крымов уже стоял за его спиной и немигающим взором рассматривал ее, расхристанную, розовую и мягкую, как бархат, соблазнительную, нестерпимо чужую, уже давно не принадлежащую ему, и на глазах бледнел от охватившей его ревности. Он, собственник, не хотел верить в то, что видел.

Юля же, поднявшись и прикрывшись шелковой зеленой простыней, так же молча рассматривала его. Серый плащ, серое в малиновую крапинку кашне, твидовые темные брюки, черные, змеиной кожи башмаки – «француз недобитый».

– Земцова! – И Крымов, не обращая внимания на присутствие Берестова, бросился к ней и схватил ее, как большую и любимую куклу, прижал к себе и больно укусил в плечо, как бы проверяя на подлинность и реальность роскошную проекцию его разбушевавшейся фантазии. – Боже, как же я рад! А ведь я до последнего не верил в то, что ты здесь, я думал, что Щукина собирается снова свести меня с очередным ее клиентом…

– Каким еще клиентом? – Юля, едва дыша, спрашивала то, что ее нисколько не интересовало. Она чуть не потеряла сознание, чувствуя под руками знакомое теплое тело, благоухавшее одеколоном, свежестью и дождем.

– Она все ищет здесь мне применение, но меня уже все это, – он с болью во взгляде отмахнулся от кого-то невидимого, но получилось, что от стоящего совсем близко от них Берестова и как бы заранее настраивая ставшего вдвойне несчастным депутата на отрицательный результат предстоящих деловых переговоров, – НЕ ИНТЕРЕСУЕТ. Слушай, Игорек, – теперь он уже обратился точно по адресу, – ты бы шел куда-нибудь погулять, за сигаретами, что ли… Не видишь, нам с Юлей надо поговорить.

И, не дожидаясь ответа, добавил:

– Вот только не надо было меня разыгрывать и выставлять напоказ ваши отношения, я все равно не поверил…

Он тотчас встал и, словно в подтверждение своих слов, просто-напросто вытолкал Берестова из спальни и заперся на ключ.

– Ну, путешественница, рассказывай… как ты докатилась до такой жизни…

* * *

– Ты действительно приехала сюда из-за Берестова? У вас что, все серьезно? – Крымов после неудачной попытки овладеть ею и впервые столкнувшись с такой холодностью и безразличием Юли, обнаженный, стоял у раскрытого окна и курил. Горьковатый дым его сигареты, проходя сквозь кружевные занавеси и растворяясь в прохладном, напоенном крепким запахом дождя и распускающихся деревьев воздухе, напомнил им обоим прошлое, и если в нем от этих воспоминаний пробудилась нежность, то в ней – одна боль.

Юля и сама не смогла себе объяснить, что же с ней случилось, почему она не смогла принять его, не смогла раскрыться перед ним, как бывало раньше. Тело ее, поначалу обрадовавшееся родным запахам и прикосновениям, внезапно охватила глубокая и тяжелая истома, и после недолгой борьбы, во время которой Крымов попытался хотя бы выпростать ее из шелкового темно-зеленого кокона простыни, Юля вдруг вся сжалась, подобралась и словно заледенела в зародышевой позе, не желая впускать вовнутрь себя ставшего ее отравой неверного мужчину. Все в ней взбунтовалось против продолжения любви, пусть даже и в таком, физиологическом виде. Психологически ощущая себя оказавшейся много ниже соперницы, промучившей ее сутки, не желая сводить их с Крымовым, Юля поняла, что уже никогда не позволит себе любить его так, как прежде. Они, две крупные и сильные птицы – Крымов и Щукина, – залетевшие сюда, в этот дорогой, полный роскоши и великолепия город, не для того, чтобы лишь осмотреться и тотчас вернуться обратно в ад, из которого случайно вырвались, а решившие остаться здесь надолго, если не навсегда, смотрели на нее свысока, сами, быть может, и не замечая того. Преисполненные сознания своей значимости и весомости, пусть даже и в франко-долларовом выражении, они просто не могли теперь иначе, как снисходительно, отнестись к неожиданно появившейся здесь свидетельнице их общего прошлого. Прошлого, которое им, возможно, хотелось забыть.

  101