103 
– Это ты про старшего Шалого?
– Да, про него.
– И только поэтому отказался вести дело Берестова и даже вернул ему деньги?
– Совершенно верно.
– Это ли не чистоплюйство? – Юля встала и быстро оделась, понимая, что спектакль окончен и теперь можно разговаривать с Крымовым на их привычном деловом языке.
Она ему не верила, ни единому слову, сказанному в адрес Берестова. Крымов не похож на человека, для которого покачнувшиеся нравственные устои его клиента могли сказаться на решении вести или не вести их дела. Все было куда сложнее, но Крымов будет молчать до последнего. Нет, дело явно не в Шалом и не в таких тонких материях, как презрение к клиенту, – он работал и не на таких мерзавцев, как Берестов…
– Да, пожалуй, это и есть чистоплюйство, но не забывай, что на моем горизонте появилось куда более крупное и прибыльное дело.
– Я знаю, Щукина рассказала мне о Кристиане. Я только одного не могу понять, как мог ты взяться за поиски человека по всему миру, если ты дальше нашего С. практически никогда не высовывался… Я не имею в виду случайные командировки по России.
– У меня были связи, – уклончиво ответил Крымов, следуя за ней из спальни в гостиную. – Как ты понимаешь, навряд ли я связался бы с Кристианом, если бы у меня в руках не было никаких нитей…
– И что же это за нити?
– Так, случайное знакомство.
– С кем же?..
– Будь ты мужчиной, хотя бы Шубиным, я бы рассказал тебе об одной особе. Но ты – Земцова, и этим все сказано.
– Ты подозреваешь кого-нибудь в убийстве отца Кирилла?
– Я вообще не занимался этим делом, – произнес Крымов каким-то неестественно веселым тоном, что не ускользнуло от внимательно слушающей и смотрящей на него Юли. Он снова и снова лгал, не желая делиться своими тайнами. И чем дальше он уходил от темы, касающейся убийства священника, тем отчетливее Юля понимала, что он лжет. Однако она не собиралась говорить ему об этом. Больше того, она уже приняла другое решение – повернуть ход событий вспять и вместо того, чтобы отстранять от себя Крымова, попытаться вновь приблизиться к нему настолько, чтобы он пригласил ее к себе домой. А потом по возможности постараться найти там нечто такое, что выдаст Крымова с головой. Какой-нибудь документ, телефон, фотографию… Ведь он же ясно сказал «будь ты мужчиной…», значит, речь шла о женщине, с которой он познакомился и о существовании которой он не хотел, чтобы Юля знала. Но она и так поняла, кого он имел в виду – Аперманис, кого же еще? Таинственную молодую женщину, говорящую с акцентом и пускающую в свою постель мужчин строго по определенному принципу (если не по расписанию), разгадать который ей, Земцовой, еще только предстоит.
– Так ты поможешь Берестову?
– Зачем мне это? Его деньги мне не нужны, а проблемы – тем более. Я тебе скажу только одно: он сильно заблуждается, подозревая в убийстве отца Кирилла своего давнего политического соперника Куракина. Да, Куракин чинит ему препоны, вставляет палки в колеса, но делает это крайне непрофессионально и весьма глупо. Хотя с его деньгами можно было нанять профессиональных провокаторов, и наш дорогой Берестов уже давно сидел бы за решеткой. В смерти отца Кирилла были заинтересованы люди из совершенно других, можно сказать, заоблачных сфер… Вот пока и все, что я тебе могу сказать.
Он снова отдалялся от нее и подчеркивал это своими словами. Было самое время что-то предпринимать, тем более что Берестов, выполняя приказ Крымова, который на тот момент являлся для него, ослепшего от страха, поводырем по жизни, до сих пор торчал под дождем возле табачного киоска либо просиживал желтое кожаное кресло холла. И Юля, пользуясь тем, что они пока что еще одни, вдруг сказала, чувствуя теперь уже в своей душе поселившуюся подружку всех обманов Крымова – собственную, огромную по масштабам, сладкую, липкую и ядовитую ЛОЖЬ:
– Я люблю тебя. И я приехала сюда, чтобы найти тебя ДЛЯ СЕБЯ, а не для Берестова.
Она удивилась и сама, как легко у нее это вышло. А ведь еще вчера все сказанное ею сейчас было самой настоящей правдой. Неужели ее чувства к Крымову превратились в пыльные развалины прежней, всепожирающей страсти?
– Господи, наконец-то… – и Крымов, словно дождавшись сигнала, снова бросился к ней, как в первую минуту своего пребывания в номере, когда они не успели еще ужалить друг друга, и крепко обнял ее, по-настоящему страстно, как обнимают родных и близких людей, любимых женщин. – Я уж думал, что ты никогда не растаешь.
103 
