74 
— Если с этим будет какая заминка, сразу сообщи мне. Пришлю ребят, уж они с ним поговорят.
— Все пройдет без сучка без задоринки, не волнуйся. Его отец всегда в конце концов раскошеливался. Мальчик, правда, жил в Америке, где ему засрали мозги. Никуда не денется, заплатит.
— Сколько?
— Семьсот тысяч. Мы бы и на пяти сотнях сошлись, но ублюдок начал сразу с шестисот — вот ведь обалдуй, — ну я и говорю: семьсот, и он соглашается. А не заплатите, говорю, конец всем льготам с угольком и налогами. И ты, и твой брат, и отец без штанов останетесь. Он сразу вспотел, и я понял: дело выгорело.
— А ты уверен? После разговора с ребятами богатые шелковыми делаются. До того приятно посмотреть, даже встает.
— Не гони волну. Он не один, на других оттянешься. А с этим все будет путем. Сказал, в понедельник привезет. Встречаемся в «Шератоне». Там отличный ресторан в цокольном этаже. Тихо, спокойно. Удобное место.
— Чудесно. Ужин за его счет.
— Само собой. Куриные кебабы там — пальчики оближешь.
Приятель Виджая прополоскал рот виски, проглотил, рыгнул и цыкнул зубом.
— А знаешь, что самое замечательное в этих выборах?
— Что?
— Мы продвинулись на юг. У нас теперь плацдарм в Бангалоре. Сам ведь знаешь, за ними будущее.
— За югом будущее? Чушь.
— Ну почему же? Каждое третье новое офисное здание возводится в Бангалоре. Это и есть наше будущее.
— Пошли они все на хрен. Ни одному слову не верю. Юг — это сплошные тамилы[43]. А знаешь, кто такие тамилы? Черножопые. Мы — сыны ариев, которые завоевали Индию. Мы сделали их своими рабами. А теперь они нас поучают. Черномазые.
— Сынок, — Виджай подался вперед, — плесни еще.
За вечер они выхлестали всю бутылку.
К трем часам ночи я вернулся в Гургаон. Сердце у меня колотилось. Почему-то хотелось еще немножко побыть с машиной. Я помыл ее и протер. Три раза кряду. Бутылка из-под «Джонни Уокера» валялась на полу салона. Даже пустая она представляла собой ценность на черном рынке. Я поднял ее и направился к общей спальне.
Ради такого куша, как пустая бутылка из-под дорогого виски, Меченого можно и разбудить, авось не обидится.
На ходу я крутил бутылку в руке — даже пустая она весила немало.
Крутил быстрее и быстрее.
И невольно замедлял шаг.
Все эти годы я искал ключ...
Звон разбитого стекла наполнил парковку, проник в вестибюль и эхом разнесся по всему зданию, всколыхнув даже тринадцатый этаж.
Я выждал пару минут.
Никого.
Я поднял с пола бутылку с отбитым донышком, поднес к свету, пощупал острую, как бритва, кромку.
Удобная штука.
Ногами я сгреб осколки в кучку, собрал их один за другим и отнес в мусорное ведро. Принес веник и тщательно подмел. Опустился на колени и внимательно осмотрел пол, проверил, не осталось ли где стеклянного крошева. Громко провозгласил:
А дверь оказалась незаперта.
Дхарам спал на полу, тараканы ползали у него по голове. Я разбудил его и велел:
— Лезь под накомарник.
Он сонно заполз под сетку. Я поцеловал его в лоб и лег на полу. Ладонь у меня была в крови, три крупные капли краснели на коже божьими коровками. Словно младенец я сунул кулак в рот и заснул.
В воскресенье утром мистеру Ашоку ехать никуда было не надо. Я вымыл посуду, протер полки холодильника и обратился с просьбой:
— Не отпустите меня в первой половине дня, сэр?
— Чем собираешься заняться? — Хозяин отложил газету. — Ты никогда еще не просил отпустить тебя на все утро.
А ты никогда не спрашивал, что я намерен делать, отпускал без разговоров. Это все мисс Ума, не иначе.
— Хочу погулять с мальчиком, сэр, сводить его в зоопарк. Думаю, ему будет интересно посмотреть на зверей.
Он улыбнулся:
— Ты прекрасный семьянин, Балрам. Сходите, я не против.
И он опять взялся за газету, только глаза его как-то хитро сверкнули.
Мы вышли из корпуса В, я велел Дхараму подождать, вернулся и принялся тайком наблюдать за подъездом. Через полчаса в вестибюль спустился мистер Ашок. К нему подскочил темнокожий человечек, с виду слуга, они побеседовали, и человечек откланялся. Похоже, они обо всем договорились.
Дхарам послушно ждал меня.
— В путь!
Мы с мальчиком сели на автобус до Старого Форта, у подножия которого находится Национальный зоопарк. Всю дорогу моя ладонь лежала у Дхарама на макушке — и не потому, что у меня внезапно разыгралась нежность, просто на весу рука у меня дрожала, словно потерянный ящерицей хвост.
74 
