36 
— Ты вышла бы за меня замуж? — осторожно предположил Стефано. — Дорогая, это не твоя вина. Ты не можешь винить себя за смерть отца.
— Я понимаю, — сказала Аллегра. — По крайней мере разумом. Но сердце мое…
— Мы не всегда можем совладать с нашими сердцами, — с горечью прошептал Стефано.
— Да. Было бы лучше вообще не думать об этом. Но мне больно. До сих пор больно.
Стефано кивнул, погладив ее волосы.
— Да, — пробормотал он. — Это больно.
— Я плакала о матери, — продолжала Аллегра, теперь уже более спокойно. — Я знаю, она использовала меня. Я поняла это после того, как она ушла от отца с Алонсо. Ведь именно он отвез меня тогда на вокзал! Она хотела унизить отца, а я была средством, не более. Я всегда была лишь средством достижения ее собственных целей. — Аллегра покачала головой, крепко прижимаясь к Стефано. — И было очень больно думать, — сказала она наконец едва слышным, срывающимся голосом, — что для тебя я тоже являюсь средством. Для тебя, кого я люблю больше всего на свете.
Руки Стефано замерли, напряглись, и он перестал гладить ее волосы.
Аллегра прижалась лицом к его плечу.
— Аллегра, — сказал он наконец. — Тогда мы были совсем другими людьми… Тогда я не смог бы сделать тебя счастливой.
Аллегра медленно подняла голову, и глаза их встретились.
Он не мог сделать ее счастливой тогда, а сейчас?.. Тот ли он человек, который нужен ей сегодня?
Стефано неотрывно смотрел ей в глаза. Потом склонил голову и нежно прикоснулся к ее губам.
И Аллегра ответила на его поцелуй. Ответила всем сердцем, каждой клеточкой своего тела. Она обвила руками его плечи, прижала его к себе в безумной жажде ощутить его близость, тепло, силу. Стефано нежно целовал ее губы, а она обнимала его, открываясь навстречу, — так прекрасный бутон розы раскрывает свои лепестки, встречая восходящее солнце.
Стефано прервался на несколько секунд, глубоко вздохнул, и глаза их снова встретились в серебристом лунном свете. Потом он снова поцеловал ее, но этот поцелуй был настойчивым, повелевающим, злым.
Он жадно овладел ее губами, и она с такой силой вцепилась в него, что стала трещать ткань рубашки и пуговицы посыпались на пол.
Они задели стаканчик с кисточками, и он звякнул, а кисточки с шумом посыпались на пол.
Как это произошло? — стучало у нее в голове, а между тем она отвечала Стефано на каждый поцелуй, будто они участвовали в какой-то гонке, стараясь быстрее овладеть друг другом, наказать и доставить наслаждение.
Желание наполняло ее до краев. Желание, и злость, и боль. И все это вместе сплеталось в неразрывный комок эмоций. Она чувствовала, как руки ее гладят обнаженную мужскую грудь, как пальцы с силой царапают ее. Она услышала изумленный вскрик Стефано — наслаждения и боли — и громко рассмеялась со странным ощущением победы.
Он откинул ее на спину, и лицо его исказилось страстью, когда он задрал вверх ее кофточку и прикоснулся к тем местам, к которым никто никогда не прикасался. Она почувствовала его руки на своей груди, животе и еще ниже — в таком интимном, таком потаенном месте, что…
Нет. Это неправильно. Она не хочет, чтобы это произошло на полу, грубо и стремительно. Они оба злились, и оба хотели причинить друг другу боль.
Эта мысль была ужасной, унизительной.
Руки Аллегры замерли, сердце сжалось в груди. Она не хотела видеть взгляд Стефано, не хотела видеть боль в его глазах, чувствовать ее в своем сердце.
И все же она хотела его, его — мужчину, который сделал ей больно, мужчину, который мог исцелить ее.
— Стефано… — прошептала она и запнулась.
Он замер, лежа на ней. Лицо его было жестким, дыхание прерывистым. Они долго смотрели друг другу в глаза, затем Стефано тихо чертыхнулся и скатился с нее, забыв об осколках стакана у стола.
Разбито. Все разбито.
Лежа на полу в растерзанной одежде, униженная и оскорбленная, Аллегра не могла поверить, что всего лишь несколько мгновений назад они оба испытывали нежность и сострадание друг к другу. А теперь ее переполняли лишь боль и гнев. Боль и страх.
И вдруг среди этой угнетающей тишины она услышала другой звук. Звук, который пронзил ее насквозь, заставил судорожно вскочить на ноги.
Это кричал Лючио.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Аллегра помчалась наверх, лихорадочно приводя одежду в порядок. Стефано побежал вместе с ней.
36 
