Привет!
Привет! Извини, что явился без приглашения, но дверь была открыта, и я решил заглянуть проверить, не надо ли чем помочь.
Ты как нельзя кстати.
Отлично.
Я потеряла свою рулетку.
Потеряла рулетку?
Все обшарила, нигде нет.
Вот невезуха.
Именно что. А я тут леплю шоколадные предметы, они должны быть сантиметров девятнадцать- двадцать. И как прикажете отмерять без рулетки?
Да, засада. Хочешь, сбегаю куплю рулетку?
Нет.
Ладно.
Я хочу, чтобы мы, то есть ты и я, нашли эталон двадцати сантиметров.
У-у-
Телеман останавливается, делает глоток вина и долго держит его во рту, перекатывая от щеки к щеке и недоверчиво ворочая языком. Что ж это такое, думает Телеман. Начиналось все как театр и долгое время было им, а теперь вдруг превращается бог знает во что, боится Телеман. Хотя, конечно, театр многолик. У него есть и личина вульгарности. Так что, возможно, это все еще театр, хотя боли он Телеману не доставляет. Ну, может, еще постепенно разболится? Телеман сглатывает. Он не готов отказаться писать дальше. Постепенно материал уложится и пошлости поубавится.
У тебя есть идея, как нам отмерить девятнадцать-двадцать сантиметров?
Да... нет-нет.
У тебя ничего нет такой длины?
Женщина смотрит на мужчину, пишет Телеман. Рассматривает его. Потом переводит взгляд на область, прикрытую трусами.
Мужчина следует взглядом за ее взглядом.
Ты не замерял?
Знаю ли я какой длины?..
Да.
В последний раз проверял несколько лет назад.
Ну и славно. Он не меняется.
Нет.
Он не то что уши или нос. Эти растут всю жизнь.
Да.
Так что если ты знал тогда, знаешь и теперь.
Да.
И какой длины он обычно бывал?
Сантиметров девятнадцать-двадцать.
Ровно как мои шоколадные предметы. Какая нечаянная радость!
Но я, помню, всегда мучился, откуда мерить.
Могу себе представить.
И в зависимости от исходной точки иногда выходило девятнадцать сантиметров, а иногда двадцать.
В эрекции?
Э-э-э... да, скажем.
И ты мерил от самого корня?
Да, старался, но довольно непросто понять, где начинается корень.
Давай разбираться.
Давай.
Кстати, как тебя зовут?
Никак.
Тебя зовут Никак?
Мы можем обойтись без имен, думаю я.
И правильно. Кому нужны имена?! Лучше посмотри-ка на меня.
Хорошо.
Я не знаю, что тебя заводит, но если я встану так, потом так изогнусь и еще вот так, да, и положу руку туда, а их подниму, вот, пусть смотрят на тебя, и сделаю губки бантиком, так. Действует, нет?
Э-э... да.
О, во как! Чудесненько. Ты не против, если я возьму его в руку?
Да нет, чего там.
Посмотрим.... слушай, а он чистый?
Я думаю, да.
Наверно, лучше все-таки его сполоснуть, на всякий случай, мы же еду готовим.
Пожалуй.
Сейчас я его помою под краном, вот так, а теперь сделаю слепок на шоколадной массе, так, нажимаю... и еще разок. Готово!
Хорошо.
Спасибо за помощь.
Не за что.
Женщина должна убрать руку — но не убирает. Так пишет Телеман. Она смотрит на свою руку и на то, что в ней. Она встречается с мужчиной взглядом. Так, это театр? Или нет? Вывод делать еще рано. Глоток вина.
Знаешь, я тут подумала.
О чем?
Я подумала, что, пока мы это делали, я, конечно, немного завелась, я же не каменная, а с этими шоколадными объектами чудовищной спешки нет, так что...
Что?
Если я, к примеру, сожму пальцы посильнее и, например, буду двигать рукой вперед и назад?
Да?
О'кей?
О'кей.
Тебе приятно?
Да.
А если я опущусь на колени?
Почему бы нет?
Ты заметил, что при этом мое лицо на том же уровне, что и... и некоторые части твоего тела?
Да.
И что ты думаешь об этом?
Я думаю, что это нестрашно.
Ты думаешь, это нестрашно?
Да.
Понимаешь, я ужасно люблю брать все в рот.
Да.
Это сильнее меня.
Да.
А после этого я, возможно, встану на стол на четвереньках.
Ладно.
Что ты думаешь об этом?
Звучит нормально.
Или я могу лечь на спину.
Да.
И раз у нас есть шоколадная масса...
Да.
Ею можно намазаться... Тебе кажется, я слишком много говорю?
Многовато... коль скоро ты сама спросила.
Пусть идет как пойдет?
Я думаю, да.
Хорошо. Сейчас увидим.
Пардон, а как с твоим мужем?