12 
— Нет! Я… — Она сжала губы в раздражённую линию. — О чём вы говорили?
— Вы действительно не хотите вернуться на кровать, для того, чтобы слышать меня лучше?
— Нет, спасибо. Мне совершенно удобно, спасибо.
Он спустился вниз, сжал одной из своих больших ладоней ее руку, и поднял ее на кровать.
— Вероятно, я бы поверил, если бы вы ограничились одним «спасибо».
Она скривилась. Если у неё имелся роковой недостаток, он выражался в том, что она судила слишком строго, возражала слишком много, обсуждала слишком громко. Она никогда не знала, когда остановиться. Ее родные говорили ей это в течение многих лет, и глубоко в сердце, она знала, что могла быть худшим вредителем для себя самой, когда устремлялась прямиком к цели.
Она не собиралась раздувать его «эго» дальше, соглашаясь с ним, вместо этого фыркнула и сказала:
— Слышали ли вы что-нибудь о хороших манерах? Большинство людей время от времени ценят слова благодарности.
Он наклонялся вперед, отвратительный в своей близости:
— Знаете, как я догадался, что вы не слушали меня?
Она покачала головой, ее обычно бойкое остроумие вылетело в окно, хотя окно было закрыто.
— Вы спросили меня, чувствовал ли я себя когда-нибудь выведенным из равновесия, — сказал он, понижая свой голос до хриплого шепота, — и я сказал нет, но это на тот момент…. — Он поднял свои мощные плечи и позволил им упасть в странно изящном пожатии. — Теперь, — добавил он, — я пересмотрел своё мнение.
— По-потому что я сказала вам, что это не возможно, — еле-еле смогла промямлить она.
— Ну да, — размышлял он, — но, видите ли, сидя здесь с вами, у меня случилось внезапное просветление памяти.
— Неужели?
Он медленно кивнул, и когда заговорил, то гипнотически растягивал каждое слово:
— Я не могу говорить за других мужчин…
Она оказалась в ловушке его горячего пристального взгляда, не могла отвести взгляд, не могла дышать. Ее кожу покалывало, губы приоткрылись. Затем она судорожно сглотнула, почувствовав внезапную уверенность в том, что чувствовала бы себя лучше, оставшись на полу.
Он прикоснулся пальцем к её губам, поглаживая кожу и одновременно продолжая свою ленивую речь:
— … но когда я переполнен желанием, пьян от этого…
Она взлетела с кровати подобно китайскому фейерверку.
— Вероятно, — сказала она странным хриплым голосом, — мы должны заняться ужином.
— Хорошо. — Ангус встал настолько внезапно, что кровать закачалась. — Хлеб насущный — это то, что нам нужно. — Он усмехнулся. — Не правда ли?
Маргарет уставилась на него, пораженная изменением выражения его лица. Он пытался совратить ее — она была уверена в этом. Даже если это не так, то определенно пробовал взволновать ее. Он был уже на грани допустимого, и ему это явно нравилось.
Мужчина преуспел. В животе у неё все переворачивалось, грудь вздымалась, и она продолжала нуждаться в опоре для равновесия.
А он стоял невозмутимо и даже улыбался! Или на него меньшее воздействовала их близость, или же проклятый шотландец разыгрывал шекспировского злодея.
— Маргарет?
— Ужин — это хорошо, — выпалила она.
— Рад, что вы соглашаетесь со мной, — сказал он, будучи крайне удивлен тем, что она потеряла самообладание. — Но сначала вы должны снять мокрую одежду.
Она покачала головой, скрестив руки на груди:
— У меня больше ничего нет.
Он протянул куртку в ее направлении:
— Вы можете воспользоваться моим гардеробом.
— Но тогда что будете носить вы?
— Мне достаточно рубашки.
Импульсивно, она потянулась и коснулась его предплечья, обнаженного закатанным рукавом:
— Вы замёрзнете. Ваша рубашка из льна? Этого недостаточно. — Когда он не ответил, она добавила твердо: — Вы не можете отдать мне вашу куртку. Я не приму ее.
Ангус бросил один взгляд на ее крошечную ручку на его предплечье и начал воображать её путешествующей до его плеча, затем вдоль его груди…
Ему не было холодно.
— Сэр Грин? — Спросила она мягко. — Вам нехорошо?
Он оторвал глаза от ее руки, а затем сделал колоссальную ошибку, посмотрев ей в глаза. Эти травянисто-зеленые глаза, которые в течение вечера пристально глядели на него то с испугом, то с раздражением, то со смущением, и, совсем недавно, с невинным желанием, теперь наполнились беспокойством и состраданием.
12 
