100 
Хокс вновь позвал его, но Микки не ответил и не оглянулся.
Дверь в свою квартиру нашел открытой. Выключатель не работал. Микки увидел то ли плесень, то ли мох. На стенах, на потолке, везде. Комнаты купались в грязно-желтом свете. Микки разозлился. Действительно разозлился.
Мебель исчезла. Никто не мог все украсть за короткий период его отсутствия. Он не понимал, что происходит.
Стоял в спальне, с пистолетом в руке, но стрелять было не в кого. Эта новая реальность, эта плохая реальность, окружала его, а ему требовалось взять ее под контроль. Что мать подразумевала, говоря «надеть ошейник»? Что подразумевала, говоря «взять на поводок»? Тогда все звучало так мудро, так правильно. Но реальность — не собака, которую можно схватить за загривок.
При жизни матери все восхищались ее интеллектом. Конечно же, она не могла ошибаться. Все дело в нем, Микки. Ему не хватало ума, чтобы понять смысл ее слов.
Он чувствовал, что должен об этом подумать. Может, ему стоит закрыться в чулане на двадцать четыре часа, захватив с собой только банку, чтобы справлять нужду. Может, там он сообразит, что к чему, а лучшая реальность за это время вернется, заменив нынешнюю плохую. Может. Но у него даже банки не было.
* * *
Хулиан Санчес
Большинство людей жили в бурной реке образов, постоянно пребывающей в фазе наводнения, переполненной потоками света, обычно сливающимися в гармонии, изредка хаотически перемешивающимися, и люди плыли в этих потоках, практически не задумываясь о том, как эти потоки воздействуют на мысли и формируют бытие, начиная от истока-рождения до дельты-старости. Если взять весь объем информации, поступающей в мозг, то половина поступает через глаза, а вторая — через все другие органы чувств.
Пробыв сорок лет в глубочайшей ночи, Хулиан Санчес узнавал мир главным образом по форме и текстуре, скользя по поверхностям предметов чувственными подушечками пальцев, и по непрерывной музыке жизни, которая иногда состояла из аритмичной дроби, выбиваемой дождем по стеклу, а в других случаях превращалась в симфонию городской улицы. Он так хорошо чувствовал звук, что частенько мог поймать жужжащую муху, которая слишком уж донимала его.
Хулиан стоял на кухне своей квартиры, «1-А», пил кофе из кружки, прислушиваясь к бушующей за окном грозе, когда со всех сторон поднялся электронный визг, какого раньше ему слышать не доводилось, и пару этому визгу в какой-то момент составил подземный гул, который раздавался и днем: тогда Хулиан даже позвонил на пост службы безопасности, чтобы узнать причину.
Когда визг и гул стихли, Хулиан тут же понял: произошло что-то важное. Дождь больше не бил в окно, вода не бежала по сливной трубе, которая проходила рядом с кухонным окном, деревья во дворе не шуршали мокрой листвой, мгновенно смолкли и другие голоса грозы. Также ушли и все прочие привычные звуки: гудение холодильника, урчание посудомоечной машины, потрескивание стеклянной колбы кофеварки. На кухне повисла невероятно глубокая тишина.
Вместе со звуками ушли и знакомые запахи кухни: кофе, освежителя воздуха с сосновой отдушкой, которым воспользовалась приходящая домработница (она прибиралась в квартире и готовила дважды в неделю), корицы (булочки лежали в вазе на столешнице).
Через приоткрытое окно над раковиной на кухню больше не проникал насыщенный озоном воздух, пахнущий влажной землей. Протянув левую руку, Хулиан не обнаружил сетчатого экрана. Поискав рукоятку, открывавшую левую половину окна, нашел только гнездо, в которое эта рукоятка устанавливалась. Поискал рукоятку правой половины, нашел и поморщился — ее покрывала паутина. Повернуть рукоятку не удалось: механизм заклинило намертво.
В недоумении Хулиан отошел в сторону от раковины и поставил кружку, которая, однако, не стукнула о столешницу, а с глухим стуком разбилась о гранитный пол. Хотя после ухода домработницы не прошло и двух часов, Хулиан обнаружил, что пол покрыт толстым слоем пыли и мусором, вроде бы истлевшими тряпками и кусками штукатурки, от которых пахло гипсом и песком.
Отвернувшись от исчезнувшей столешницы, Хулиан унюхал плесень. И вроде бы давнишний запах мочи.
Он ничего не понимал. Ранее знал каждый квадратный фут квартиры и местоположение мебели как свои пять пальцев, более того, обрел шестое чувство, позволяющее воспринимать и форму предметов обстановки, некий психический радар. И теперь этот уникальный радар говорил ему, что кухонный стол и стулья не стоят на положенных им местах, они исчезли.
100 
