— Но зачем, точнее, почему только это? А как же дела?
— На весь этот хлам у нас сейчас ни времени, ни сил нет. А насчет остального… Ты же не хочешь, чтобы немецкие диверсанты с подлинными документами у нас в тылу шлялись? — подворачивается на язык правдоподобное объяснение. — Со штампами твоего райотдела и на подлинных бланках!
Больше ничего объяснять не надо. Метнувшись в кузов, он недолго звякает там ключами и буквально через пару минут спрыгивает, держа в руках плотно набитый сидор.
— Тотен, доложи обстановку! — связываюсь я с нашим наблюдателем.
— Все пучком, командир! — И уже совсем другим тоном добавляет: — Тоша, ты как?
Все-таки заботливый он у нас.
— Нормуль, Алик. Бди! Мы идем.
Подошедший Люк протягивает мне один из «маузеров». Потом задумчиво смотрит на полуторку:
— Палить будем?
— Зачем? Только себя выдавать. Ходу мужики, ходу.
Сайгаками добежав до дороги, мы засовываем тушку унтера в коляску мотоцикла. Горло у него пробито пулей Люка. С «полпинка» запустив мотоцикл («БМВ Р12» — солидная вещь!), кое-как съезжаю с дороги в кусты. Совместными усилиями вытолкав транспортное средство из кювета, мы откатываем его метров на пятнадцать от дороги. Передав карабин Тотену, нагло присваиваю унтерский МП-38. Машинка неплохо мне знакома: тяжела как зараза, но если нормально ухаживать — не подводит. К тому же как ее разбирать, я знаю. Знакомые питерские «поисковики» в свое время научили. Невзирая на грустный взгляд сержанта, говорю непонятное для него: «Нет, пулемет я вам не дам» — и наш героический отряд скрывается в лесу.
ГЛАВА 4
Идем по лесу, петляя, как заяц при поносе. Сделав знак Люку сторожить Дымова, немного отстаю и докладываю командиру про наши приключения. Спрашиваю, можно ли привести чужого на стоянку. Командир не против, тем более что у нас есть спец по допросам без применения силы — Бродяга, как-никак, почти три десятка лет в «конторе» оттянул. Догнав своих, пошел рядом с сержантом.
— Алексей, а почему ты сержантом ГБ представился? Ты же из милиции?
— Да напугать я вас хотел. На диверсантов или дезертиров это должно было подействовать! — смущенно отвечает Дымов.
— Ну, ты диверсов за идиотов не держи… Околыш-то у тебя синий! Думаешь, немцы в нашей форме не разбираются?
— Товарищ старший лейтенант, я не подумал, некогда было… А кстати, что это у вас за форма такая?
— Секретная, для действий в лесах.
— А?
— Может, тебе прямую линию с Генеральным комиссаром, чтобы он тебе наши полномочия подтвердил? («Уф, кажись, понял, что не по чину ему вопросы мне задавать»).
Немного обогнав группу, я первым прибежал в лагерь.
— Саня, короче, это мент местный, парень вроде нормальный, но пусть его Бродяга «поколет»…
— Угум.
— Я — для него старший лейтенант ГБ, ты — майор. Остальные — тоже офиц… тьфу ты, командиры.
— Понятно. А ты чего бледный такой?
Тут только я понял, как же я устал за это короткое летнее утро.
— Слушай, иди перекуси и под тент ложись — поспи пару часиков. Я разрешаю. — Голос Саши так и сочится заботой.
— Слушаюсь, товарищ командир! — пробормотал я и на ватных ногах побрел к своему «шалашу».
Уже проваливаясь в сон, я слышал доносившееся издалека: «Майор госбезопасности Куропаткин! Докладывайте, товарищ старший лейтенант!..».
* * *
Проснулся я часа через два. Снилась мне всякая чушь про войну, немцев и переносы во времени. Однажды, когда за выходной я посмотрел все четыре части «Крепкого орешка», мне тоже всю ночь снилось, что я заложников в одно рыло освобождаю. Помню, проснулся, судорожно передергивая затвор на «ксюхе».[9] Жена тогда смеялась до слез. Ох, поиграем, домой приеду, и пойдем мы с Пашкой в зоопарк, давно ему обещал, но все никак не складывалось что-то. С этими радужными мыслями я полез из-под тента и шарахнулся головой обо что-то твердое. Твердое не перенесло столь наглой атаки и свалилось на меня. «Хм, „маузер“… Бродягин, что ль?» — подумал я, и тут мой взгляд уперся в характерный ствол МП-38, торчащий из-под моего спальника. «Что за…?» — пронеслось у меня в голове, и в тот же момент из кустов вышел молодой парень, оправлявший белую гимнастерку, которую, как я помнил, до войны носили милиционеры.
— Проснулись, товарищ старший лейтенант? — весело поприветствовал он меня.
Действительно, на последних сборах, до которых я доехал в девяносто седьмом году, мне присвоили это звание, но какого черта?! Значит, не приснилась мне вся эта фантасмагория! И в зоопарк с сыном через три дня я не пойду… И вообще, неизвестно, буду ли я жив через эти три дня… Вот уж хрен! Буду!