114 
– Бронтозавры, – повторил Злобин, запоминая.
– Ящеры грома, – без нужды перевел Мушкетов, не упускавший случая показать образование.
Над равниной снова прокатился гул пароходной сирены.
– Зверь-гудок, – хмыкнул лейтенант.
Словно в трансе, наблюдал геолог, как шагают исполины. Вот один чуть склонил голову, отхватил с верхушки псевдолиственницы ветку вместе с хвоей и шишками, в два глотка отправил в зоб и – двинулся прочь, не обдирая дерево до голого ствола. Лишь с трудом удавалось различить в кронах следы кормежки стада, хотя трудно было даже представить, сколько растительности надо на прокорм их желудкам.
Мушкетов с трудом отвел взгляд. Матросы, заметил он, тоже разглядывали зверей, хотя старожилов лагеря и новоприбывших с «Манджура» разделить было легко – последние готовы были, когда б не присутствие лейтенанта, ломануться обратно прямо сквозь чащу, не разбирая тропы.
– Нет, – пробормотал Злобин, прикидывая что-то, – медленно идут. Надо бы подобраться поближе.
– Хотите на них поохотиться? – спросил Мушкетов глуповато.
На его взгляд, для охоты на бронто – или все же брахио-? – завров сошел бы главный калибр «Манджура».
– Не на них, – объяснил лейтенант, взмахом руки отправляя опасливо озирающихся матросов вперед. – На последышей.
Он указал в сторону от медленно бредущего стада великанов. Там шли, не торопясь, зеленые губастые звери, похожие на кенгуру-переростков. А вокруг них сновали, скрываясь в подлеске, мелкие пестрые ящеры неведомой породы.
– Это же каланча живая, – пояснил он. – Вот остальные и жмутся к ним поближе – вдруг те увидят опасность и затрубят. Смотрите, все столпились в одном месте, далеко не отходят. Чуют беду, что ли?
Геолог двинулся было за охотниками, но остановился.
– А разве эти ваши птицы, то есть стимфалиды, такие крупные? – спросил он. – Я по рассказам американцев представлял, что они с человека ростом. Так разве большим ящерам они опасны?
Злобин тоже застыл, измеряя взглядом длинные шеи исполинов.
– И верно, – проговорил он как бы про себя. – Но делать нечего: охотиться надо, иначе будем голодать. Завалим пару этих, которые покрупней… про них ваша геология ничего не говорит?
– На игуанодонов, может быть, похожи, – неуверенно предположил Мушкетов. – Но поручиться не могу.
– Надо же их как-то называть, – нахмурился Злобин. – А то ведь так и будем: «эти» да «те».
– Тикбаланг, – внезапно промолвила молчавшая до этого времени Тала и продолжила по-английски: – Мы говорить – «тикбаланг», бесовской конь.
Геолог никак не мог привыкнуть к мысли, что неграмотная филиппинка владеет, пускай скверно, тремя или четырьмя языками и стремительно осваивает русский. Да и английский ее за последние дни значительно улучшился, хотя глаголы по-прежнему ей не подчинялись.
– Ну, пускай будут чертовы кони, – пожал плечами лейтенант. – Лучше бы, конечно, жеребенка завалить: у взрослых, боюсь, мясо будет жестче подошвы. Но детенышей не видно.
На взгляд Мушкетова, звери меньше всего напоминали коней. С другой стороны, индейцы, впервые столкнувшись с лошадями, называли их «большими собаками» – другого домашнего животного для сравнения у них не было. Хоть конем назови…
– Надо подобраться к ним поближе, – рассуждал Злобин вслух. – Незаметно. И так, чтобы, если от выстрелов звери взбесятся, нас не затоптали.
– Вон там, – указала Тала, – черные деревья.
Черной была кора. Невысокие корявые деревца, сплошь усыпанные палевыми цветами, образовывали тугую купу чуть в стороне от пути титанического стада. Проломиться сквозь нее трудно было бы и жирафоподобным великанам, от мелких же ящеров она тем более могла послужить надежной защитой.
Но достичь убежища оказалось непросто. Зеленый ковер стланика на равнине уступал место густой поросли мелких кустарников и папоротников, достигавших пояса. Ломиться сквозь них было трудно, а землю под ними вдобавок прорезали неожиданно глубокие промоины. Мушкетов, едва не угодив в одну, долго гадал, куда же стекает из них дождевая вода: должно быть, какие-то ручьи впадали в океан, минуя Зеркальную бухту, потому что, кроме Жарковского ручья, кольцевой кратерный вал не рассекало ни одной речушки, хотя кое-где родники пробивались сквозь пористый туф. Кое-кому из матросов повезло меньше, чем геологу. Одного, Костю Бабочкина, вытаскивали из ямы, куда моряк ушел с головой, будто в омут, – только что брел человек, загребая ладонями зеленую пену листвы, и нету его. Искали по сдержанной, вполшепота, ругани: выкарабкаться сам матрос не мог, как ни старался.
114 
