Особенно,... 
95 
— И поэтому при каждой встрече ваша дружба заканчивается постелью.
Я с иронией сказал:
— Только с настоящим другом можно отправиться в постель. Все остальные этого совершенно недостойны.
— Тьфу ты! — сплюнул Проповедник. — Не знай я тебя чуть лучше…
Он не стал продолжать, а я лишь улыбнулся тому, что поддел его:
— Гертруда — мой самый близкий друг.
— А как же Львенок и Ганс?
— Они тоже друзья. Но не настолько близкие.
— Ну да. Они-то колец тебе не дарят. — Он осклабился. — Знаешь, я заметил, что, несмотря на то, что на своем пути, в этих славных трактирах и меблированных комнатах, ты встречаешь разных девушек, кстати, многие из них очень милы, никого из них ты не оставил рядом. Все равно рано или поздно возвращаешься к этой ведьме.
— Ну, она же все-таки ведьма, — ответил я.
Дилижанс остановился, и на диван напротив меня уселся тяжело отдувающийся толстый господин в платье торговца. Во мне он нашел благодарного слушателя, и Проповедник закатил глаза от нескончаемого потока слов, половина из которых произносилась на литавском — языке, очень популярном в Каварзере, Литавии, Флотолийской республике и Ветеции.
Торговец рассказывал об Оливковых холмах, пустошах, с западной стороны Ливетты тянущихся вплоть до дороги Авия — проходящего через всю страну старого тракта первого императора.
— Сам черт меня дернул везти груз мимо этого темного места, да еще и в сумерках, мессэре. Даже моя бабка, да будет ее душа благоденствовать в райских кущах, видала на Оливковых холмах блуждающие огоньки. Говорят, там есть дырка прямо в ад, в старом колодце, что на пустыре. И это всего лишь в нескольких лигах от Святого Престола и могилы Петра!
Он рассказал мне душещипательную историю о том, как вместе с тремя нанятыми охранниками вез от моря груз прекрасной ньюгортской шерсти и на них напали бледные призраки-кровопийцы, воющие и размахивающие человеческими останками не первой свежести. Разумеется, увидев такой страх, стражники задали стрекача, побросав оружие и на ходу воя от ужаса и призывая Деву Марию в защитницы. Грузный торговец бежал самым первым и оказался у Масленичных ворот, опередив своих охранников на несколько сотен шагов.
— Но не от страха, мессэре! О нет! Я хотел защитить свой товар! Позвать стражников и прелата из церкви Святой-Клары-что-у-дороги, она ближе всего к воротам. Но стражники, шельмы продажные, да отсохнет у них их естество и заболеют они прогансунской болезнью, сказали, что ночью ни на шаг от городских стен не отойдут! А прелат, чтоб ему пусто было, дома не сидел и где-то шлялся. Наутро, когда я вернулся обратно, только воз стоял. Ни лошадок, ни товара. А сколько долгов! Проценты Лавендуззский союз потребует, я ведь место на их корабле покупал, а они дерут втридорога, словно какие-то хагжитские нехристи!
— Надо думать, кто-то натянул на себя белые тряпки, а все остальное сделал страх перед нечистью, который живет в сердце каждого, — высказался Проповедник. — Призракам обычно не нужна шерсть, какой бы прекрасной она ни была.
Торговец считал иначе и обвинял во всем дьявола:
— Собачий он сын, дьявол, мессэре! Коварен и хитер, только ума не приложу, зачем ему, паскуде гадкой, шерсть понадобилась? Наверное, клирикам хотел подгадить, всему Престолу Святому задницу показать.
— При чем тут Святой Престол? — не выдержал я.
— Так для них же я груз вез! Ценят достопочтенные клирики ньюгортскую шерсть, особенно когда холода наступают и по коридорам Санта-Виоччи сквозняки гулять начинают. Платят святые отцы за такой товар полными флоринами,[17] не скупятся, несмотря на то, что в Ньюгорте сущие еретики живут, не признающие авторитета Папы, да приведет он всех добрых христиан к миру и благоденствию. Дурак я! Надо было не бежать, а крестом и молитвою ограждаться!
Он продолжал болтать и уже не смотрел, слушаю ли я его. Я даже умудрился на несколько минут задремать под его монотонные, бесконечные жалобы и проснулся, когда мы оказались на Мельничном тракте. Тот подходил к Северным городским воротам, недалеко от бывших вилл знати времен императора Александра, сейчас находящихся в запустении и разрухе и представляющих собой горы прекрасного мрамора, которого было так много, что крестьяне строили из него загоны для коз, а солдаты частей, дислоцированных вокруг Ливетты, — казармы.
По тракту шло постоянное движение из города и в город. Телеги, кареты, верховые и пешие запрудили дорогу, и я слышал, как возница нашего дилижанса крепко ругается, мы едва ползли, хотя отсюда до городских стен ходу было не больше пятнадцати минут.
95 
