Я прикрыл глаза. Потом осторожно выглянул из-под припушенных век. Очевидно, французского наш гид и правда не знала. Иначе мы бы моргнуть не успели, как оказались бы на мостовой.
Вашингтон, округ Колумбия,
24 сентября 1979 года, понедельник.
Кейтлин Тернер
Если бы я стиснула руль чуть сильнее – точно бы сломала.
За всю свою жизнь я так и не увидела ни одного русского. Даже во время Трехдневной войны, когда Фриско находился под прицелом русских пушек, они оставались для меня абстракцией. Я продиралась сквозь безумную путаницу склонений и спряжений, по сравнению с которыми испанские кажутся простыми и понятными, как притяжательный падеж, я читала Пушкина и Достоевского (современных писателей цензура не жаловала) и ни разу, ни одним глазком не глянула на настоящего русского.
А тут нате вам. Сидят. Пялятся.
Не похожи они на русских. Никоим образом, как принято у них выражаться. Наверное, я дура. Ожидала бог весть чего. Здоровенных русоволосых мужиков, с плечами рестлера, стриженных под горшок… и обязательно в мундирах. С чего это я решила, что русские всегда ходят в мундирах?
А приехали чинуша среднего роста, возраста и сложения – этакий кошмар полицейского, неопознаваемая личность, да долговязый парень, похожий на подростка-переростка. И это – агент ужасной охранки и детектив уголовной полиции? Больше похожи на пару туристов среднего достатка: не то братья, хотя не похожи совершенно, не то дядя с племянником. Может, их в посольстве перепутали?
Хотя что иностранцы – сразу видно. Все достопримечательности Вашингтона, которые я им, в лепешку расшибаясь, показала, не вызвали в моих заокеанских коллегах ни малейшего энтузиазма, за исключением Мемориала Линкольна.
– Простите, – поинтересовался Щербаков очень вежливо, как и все, что он говорил, – а что это за интересное здание?
Мы проезжали по Пенсильвания-авеню, выворачивая на перекресток К и Двадцать третьей. Делать нам в этом районе было совершенно нечего, но я никак не могла сообразить, куда девать этих русских, пока они не потребовали катить в отель, и колесила по центру города наугад.
– Отделение Банка Стилмана, – ответила я рассеянно, сосредоточившись на обгоне кривоватого «фордика». – Одна из штаб-квартир.
Клянусь, я не ожидала столь бурной реакции.
Заброцкий хлопнул себя по бедрам, ухмыльнулся до ушей и бросил что-то по-французски. Более сдержанный Щербаков ограничился улыбкой и вежливой просьбой проехать поближе и помедленнее.
Что-либо понимать я отказывалась. Игла их не заинтересовала. Памятник Линкольну вызвал какие-то дикие инсинуации. А обыкновенный банк…
– Просто фантастика, – пробормотал Щербаков, надеясь, очевидно, что я не услышу.
– Не могли бы вы объяснить, – старательно подбирая слова, начала я, – чем вас так привлек этот банк?
– О… – у Щербакова хватило совести смутиться. – Это долгая история…
– А вы расскажите, – не отступала я. Хотела было похлопать ресницами, но одумалась. Это на младшего его коллегу подействовало бы, а на этого – нет.
– Да тут рассказывать, в общем, нечего, – промямлил жандарм. – Просто основатель этого банка – в России фигура… э… одиозная.
Последнего слова я не знала, но по контексту и так было понятно, что имеется в виду.
– Почему, собственно? Я знаю, он из России эмигрировал.
– Не эмигрировал, а сбежал, – неожиданно поправил Заброцкий с заднего сиденья.
– Откуда вам знать?! – возмутилась я.
Питать большую любовь к Банку Стилмана по меньшей мере глупо, особенно когда ежемесячно выплачиваешь этому самому банку грабительские проценты за купленную в кредит квартиру, но должна же и у меня быть национальная гордость.
– Эту историю, – хладнокровно ответил Заброцкий, – мне приводили в пример на юрфаке. Юридическом факультете. Как результат деятельности международных аферистов. Кстати, вы знаете, что ордер на арест господина Стилмана до сих пор не отменен?
– Но он же умер двадцать пять лет назад! – воскликнула я.
– Вот именно, – отозвался русский сыщик таким тоном, будто это все объясняло.
– Прелюбопытнейшая личность, – добавил Щербаков, потягиваясь, точно сытый кот. – Оппортунист до мозга костей, хитрый и безжалостный. В России он в основном грабил банки. Некоторое время баловался социализмом, даже работал с товарищем Ульяновым-младшим, но быстро отошел от этого дела и взялся за старое. Единственный, кстати, человек, кому удавалось бежать из всех главных тюрем России. Не сажали его, кажется, только в Петропавловскую крепость – решили, что велика честь. А потом не успели – наш налетчик скрылся с награбленным в Швейцарии, оттуда отправился сюда, в Соединенные Штаты, сменил фамилию, взяв за основу подпольную кличку, переделал на английский манер имя и стал уважаемым американским гражданином Джозефом Стильманом. Ирония судьбы – грабитель банков стал банкиром.