Особенно,... 
90 
Так что я до конца дней своих буду считать: там, на склоне безымянной горы посреди Запретных Земель, меня спасло истинное чудо.
Чудеса закончились наверху, в каких-то трех десятках футов от спасительных валунов, когда очередной шмель ткнулся мне в бок. Вроде бы несильно — но колени у меня вдруг подкосились, а солнечный свет померк. Я еще успел увидеть, как прижатая к ране ладонь становится красной… почувствовать, как падаю — и ничего больше.
* * *
Меня похоронили. Жуткая тяжесть сдавила со всех сторон, я не мог вдохнуть, шевельнуть даже пальцем… или все же нет? Сквозь щелочки век пробился солнечный свет — значит, я наверху, просто не могу пошевелиться — словно паралитик. Перебило позвоночник? Видел я одного такого: прикованное к креслу растение, живая голова на мертвом теле — по мне, так уж лучше сразу наповал, чем такое существование. Затем на мою ногу опустился чей-то сапог, я ойкнул, дрыгнулся и понял, что меня просто-напросто связали.
— Очнулся?
— Да… кажется… — прошептал я.
— Гы-ы. Знаешь, эй-парень, я был почти уверен, что эта парочка передерется над твоей тушкой. Ну, на предмет великой чести доволочь раненого, гы-гы-гы, героя до укрытия. Ан нет, обошлось, хотя шипели они друг на дружку так, что любое змейство за своих признает.
— У него была открытая рана, — сказала китаянка. — И я не была уверена, что вам… что Венга сумеет удержать себя в руках.
— Я могу себя контролировать, — сухо произнесла вампирка. — Хотя, когда крови много, это сложно.
Вспомнив залитую кровью ладонь, я вздрогнул и попытался глянуть вниз. Попытка обернулась приступом дикой боли в предплечье и непроизвольно вырвавшимся «ай!».
— Сиди спокойно, — приказала Лисса и, чуть смягчив тон, добавила: — С твоей раной все в порядке, я… мы промыли её эликсиром и наложили повязку.
С повязкой они не поскупились, щедро замотав не только левый бок, но и правое плечо, а заодно примотали к груди правую же руку.
— А…
— Чиркнуло по боку, не задев ничего важного, — «подбодрил» меня Толстяк, — пуля даже не успела толком раскрыться. Ты лишился полфунта мяса и пинты крови, но по большому счету это просто чертова царапина.
— Ничего важного? — слабым шепотом возмутился я. — Зеленый, ты хоть представляешь…
— Представляю! — перебил меня гобл. — Попади эта дрянь правее и ниже, она бы разнесла тебе задницу и все до самой передницы. А правее и чуть выше — ты бы заполучил здоровенную дыру в брюхе, через которую отлично вываливается фарш из кишок. Уж поверь мне, эй-парень, я-то видел, что может сотворить хорошо надпиленная пуля.
Варианты с попаданиями в прочие части тела гоблин расписывать не стал, за что я ему был искренне благодарен. Мне и без того было паршиво донельзя — боль в боку становилась все сильнее, словно пульсируя в такт ударам сердца, а голоса вокруг — все тише.
И очень хочется снова закрыть глаза. Только нельзя. Понятия не имею почему, но я твердо знал — стоит закрыть глаза и позволить себе вновь соскользнуть в темноту, где так хорошо и спокойно, где нет ни гоблинов, ни вампиров с оборотнями… стоит позволить ей затянуть себя, и обратной дороги уже не будет. А значит — надо держаться.
— О чем… ты… с ними… говорила?
Лисса ответила не сразу.
— Пыталась убедить их оставить нас в покое и ехать своей дорогой, — наконец произнесла она. — Вроде бы все шло хорошо, но Марти вдруг вспомнила, что видела меня в Погребальнце.
— Мар…ти? Какого… цвета?
— Желтого, — гоблин первым сообразил, что я имею в виду. — Она их штатный оборотень.
— Ясно… и что… было… дальше?
— Дальше они начали стрелять, — Лисса хитро улыбнулась, выпрямилась — и тут же словно растаяла, оказавшись на самом деле внизу. — Простенькая иллюзия, но сработало. — Я рыкнула на их коней и побежала, а ты вступил в игру.
— И сразу зашел с козыря, — подхватил гоблин. — Брякнул оземь коняшку вместе с хозяйкой.
Бдзинн! Очередной подарочек снизу осыпал нас каменной крошкой.
— И плечо…
— Чего? В плечо ей целил?
— Себе… сломал.
— Ключицу, — поправила китаянка. — Мы думали, ты просто неудачно упал на камень.
— Ы-ы-ы?
Гоблин подобрал карабин, выщелкнул из него патрон и, зверски скалясь, принялся откручивать пулю. С третьей попытки у него получилось — а вот с выбиванием содержимого длинной пузатой гильзы дело пошло куда хуже. Наконец, устав без толку трясти латунным цилиндриком, гобл выудил из кармана штопор — тот самый, посеребренный — и с его помощью выковырял-таки на ладонь горсть серовато-белой пластинчатой массы.
90 
